Владимир Перемолотов - Вторая и последующие жизни [СИ]

- Ну, могу догадаться.

- И я знаю. Вот что мы с тобой вместе добром назовем то и будет "ДОБРО"....

Запись окончилась.

Я снял шлем с головы, чувствуя, как по щекам текут слезы. С трудом разжимая зубы, я произнес.

- Продолжение я напишу сам... Оно того стоит....

.... Если присесть и внимательно присмотреться, то видно было, что вместо задней ножки трона его поддерживает деревянная плашка. Пусть и аккуратно оструганная, но все же чужеродная этому золотому великолепию. Да и все это великолепие казалось каким-то ненастоящим. Даже золотые накладки на подлокотниках хотелось потрогать и потереть пальцем - золото ли там или только видимость и малость позолоты?

Да все тут смотрелось каким-то унылым - и трон и зал, и сам царь, сидящий на троне. Грустно опираясь на посох, монарх смотрел в окно, а потом грохнул им об пол. Двери в опочивальню тотчас открылись. На пороге появился худой длинный дьяк. Небритый, с острым кадыком, выпирающим из горла, словно гвоздь из стены мужичок являл собой тот тип придворного, который сам собой формируется при маленьком дворе, где все по-домашнему: во дворе царского терема бродят свиньи, в палатах ходят черти в чем, а любимое развлечение царя - сказки, да собственноручная порка смердов на конюшне. Царь зевнул:

- Сказку...

Дьяк поклонился. В тот момент, когда его спина распрямилась, он вытащил откуда-то сбоку человека в синем кафтане, расшитом серебряными звездами. Двигаясь неуверенными шагами, тот приблизился к трону. Не дожидаясь разрешающего кивка Величества сел. Царские брови сперва взлетели вверх, но тут же грозно сошлись над переносьем. Судя по всему, пребывал гость в глубочайшей задумчивости: по лицу сказочника бродили посторонние мысли, пальцы перебирали янтарные четки. Не обращая внимания на царя, сказочник поерзал, усаживаясь по удобнее, и ухватив себя за бороду, словно уснул.

За окном послышался конский топот и вслед за ним поросячий визг. Сказочник превозмог свое оцепенение: - Дошло до меня, великий царь...

Он остановился, сам не заметив этого. Мысли витали где-то далеко. Царь грозным взглядом окинул тщедушную фигурку сказочника. День у царя с утра как-то не задался - изжога, горечь во рту, головокружение. В таком настроении только смертные приговоры подписывать. Да вот, кстати, и повод подходящий.

- По палачам соскучился? - прошипел царь. Стоявший за спиной сказочника рослый розовощекий рында приподнял сказочника со скамейки и тряхнул так, что голова мотнулась как у ощипанного куренка. Сказочник вздрогнул, широко раскрыв глаза, повторил:

- Дошло до меня, великий царь, что в городе Багдаде...

Дальше этого дело опять-таки не пошло. Взгляд рассказчика помутнел. Не находя в себе сил отрешиться от мучивших мыслей Он погружался в них как в омут, даже не задумываясь чем это может для него обернуться в самом ближайшем времени. Слова слышались все тише и тише, а за ними послышалось и вовсе неясное бормотание.

- Царю!? Грубить!? Царскому величеству? - зашипел царь в изумлении. Рында снова протянул руки к сказочнику, но успел отдернуть: Царь сам, с размаху, втянул сказочника вдоль спины посохом. Удачно получилось! У царя даже настроение поднялось, только сказочник и не охнул. И уж вовсе издевательски смотрелась улыбка на его губах!

- Дошло! - заорал ОН неожиданно громко. - Дошло до меня!!!

Царь, наливаясь кровью, хрипел, а сказочник, не обращая никакого внимания на владыку, побежал из тронного зала мимо слуг, мимо бояр в высоких горлатных шапках. Челядь и бояре провожали его глазами и крестились, вслушиваясь в ликующий вопль:

- Дошло! Дошло до меня!

Но уже через минуту сказочника забыли.

- Царю худо! Лекаря!

Царю действительно стало худо. Монарх налился кровью, став сизым, словно с перепою. Вокруг кормильца, поильца и заступника суетилось столбовое дворянство, подкладывая подушки, куда дотягивалось.

Пришел лекарь. Протолкавшись к царю сквозь толпу ближних бояр, немец отобрал целуемую царскую длань, чтоб пощупать пульс, а потом почтительно оттянул царское веко. По боярской думе пробежало шевеление. Родовитые бородачи задержали дыхание.

- Все ясно, - сказал лекарь и произнес несколько слов на латыни. Кто-то из бояр взмолился:

- Да ты дело говори, мил человек. Что ты нас своей тарабарщиной пугаешь?

- Прострел, - пояснил лекарь, свысока поглядывая на малограмотное боярство. Царь захрипел с трона:

- Лечи, иноземец. А не то...

Лекарь непочтительно хмыкнул.

- Средства- то есть? - заволновались бояре.

- А то... Испокон веку лучшее средство от прострелов - драконья шкура, - сообщил кто-то.

- Полцарства...- прошипел царь с трона. - Полцарства.... Сволочи...

Лекаря слушать никто не стал и после минутного замешательства бояре гурьбой выбежали из терема. Во дворе поднялась суета - все поспешно седлали коней. Терем опустел. Оставшись наедине с лекарем, царь велел позвать сына. Царевич явился. События явно оторвали его от важных дел. В одной руке он держал кость с остатками мяса, а в другой наполовину опустошенный кубок. Увидав отца, царевич разом все бросил и прижался к батюшке.

- Что с вами отец родной? Никак занедужили?

Кося налитым глазом на растекающуюся около опрокинувшегося кубка лужу, Царь с трудом проскрипел.

- За грехи Господь наказал...

- Прострелом, - кратко пояснил лекарь. - За винопитие, ястволюбие и сладостратие...

И чуть более подробно объяснил царевичу, чего от него ждет отец.

- Будет вам шкура, - успокоил отца Иван. - Себя не пожалею, а добуду!

Растроганный царь напутствовал сына, посулив ему славу и, в скором времени, царство. Иван небрежно кивнул - знал он цену папашиных обещаний- и отбыл. Не то чтоб ему сильно хотелось взойти на трон, но все же папашин прострел случился как нельзя кстати. Имелись у него и свои вопросы к дракону.

Самым драконьим местом в царстве считался лес за речкой Дуболомкой. Часа через два царевич уже ездил по нему, выискивая драконов. Иван ругался, орал на весь лес, гремел оружием, но дракон не показывался. Так в разъездах прошло несколько часов. Время бежало, как мышь от огня. К этому времени царский сын успел сообразить, что дурная слава, что шла про лес, оказалась сильно преувеличенной. Драконов, во всяком случае, там не отыскалось, правда, время прошло не без пользы - дважды Иван дрался с местными разбойниками, потом пил с ними мировую... В общем скучно не было, хотя пользы из всего из этого, надо признать, не образовалось никакой.

Устав ругаться, царевич спешился на какой- то поляне. Шагах в сорока высоко в небо возносилась серая, изъявленная трещинами скала. Сквозь редкий кустарник у подножья Иван заметил темное пятно, полускрытое оползнем. Злой и усталый царский сын в очередной раз крикнул осипшим от многочасового ора голосом: