Владимир Перемолотов - Вторая и последующие жизни [СИ]

- Организуем банду!

- Старики-разбойники уже были.

- Станем старики-террористы.

- Мы не террористы. Мы народ.

- Ну значит группа "Народный суд". Работаем в жанре тяжелого рока...

- Не смешно. Хотя верно. Рок, в смысле судьба, у наших врагов будет тяжелым...

Мои товарищи еще не поняли, что Борисыч говорил это на полном серьезе. Они улыбались, подталкивали друг друга локтями, словно расшалившиеся мальчишки.

- Ты это что всерьёз? - спросил я его. - В рай стремишься? К гуриям? А может быть, ты тайно от нас ислам принял?

- Да нет. Просто считаю правильным уходя из этого мира за собой разное дерьмо прибрать... Получается, я в этом мире погостил и хватит. Что я ему дал, надеюсь ему на пользу пошло. 19 авторских да шесть патентов...

- Это ты молодец.

- Ну, так отчего бы мне и своей смертью этому миру не помочь, если такая возможность существует? Самому уйти и кое-какое дерьмо с собой прихватить. Поработать, так сказать, водой в унитазе.

- Ты так говоришь, словно знаешь, что тебя там за чертой ждет.

- Нет. Не знаю...

- То-то... Попадешь вот на сковородку...

Не обращая на его слова внимания, продолжил:

- Зато знаю, что там ничего не заканчивается.

- Это отчего же такая уверенность?

- А я в этой жизни ни одного конца еще не видел.

- Это у тебя никогда туалетная бумага в нужный момент не заканчивалась?

На этот выпад я отвечать даже не стал. А Петрович через секунду засмеялся. Сквозь перханье выдавил из себя.

- А хочешь, мы тебе сразу три конца покажем?

Товарищи поняли соль шутки и заперхали вместе с ним.

- Смешно. Но совсем не по делу, - серьёзно возразил Борисыч.

- Это отчего же? Не понял шутки юмора - так молчи.

Когда ржание прекратилось, Борисыч сказал:

- Вы вот о чем подумайте: ваши концы - это ведь чье-то начало... Сынкам да дочкам...

- Ну-у-у-у-у, - задумались мы. - Если так, то тогда конечно...

- Вот и я о том...

Внезапно я осознал, что этот разговор имеет для Борисыча какой-то иной смысл, более глубокий, что ли. Он видел в нем то, что не видели мы. И тут меня осенило.

- Ты у врача был?

- Да, - нехотя отозвался Борисыч.

- И что врач сказал?

- Ничего хорошего.

Я напрягся.

- А все-таки?

- Пообещал время, чтоб к смерти приготовился.

Никто ни о чем не спросил, но посмотрели на Борисыча вопросительно. До моих друзей тоже, кажется, дошло то, что и до меня.

- Два месяца... - сказал тот. - И ни днем больше...

- И что? - несколько растерянно спросил Петрович. Я его понимал. Не каждый день такое вот слышишь.

- И ничего.

Мы молчали, и коробочка лежал между нами, как намек на новые возможности. Я смотрел на неё, пока не отвлек шум мотора.

- Вон они... Легки на помине... Хозяева жизни...

- И далеко ходить не нужно, - сквозь зубы процедил Борисыч.

Во двор въехало несколько черных Мерседесов, так что могло показаться, что тут кто-то назначил стрелку, но стрельбы, как это бывало в 90-х, я не опасался. На самом деле в такой машине ездил начальник ДЭЗа. Видимо зарплата ему позволяла... Только в этот раз машин приехало целых три.

- Комиссия какая-то...

Из машин высыпались, несколько человек - сперва охрана, потом - хозяева жизни. Нашего директора ДЭЗа окружали трое бодигардов. Здоровенные ребята в черных очках, кровь с молоком... Откуда у него такая охрана? Наверное, тоже хватает денег, чтоб содержать. Хотя вряд ли ОН станет платить свои деньги. Наверняка они у него как дворники или сантехники проходят, числом в двенадцать человек.

Вся эта шобла, по-хозяйски оглядываясь, двинулась к нам. Следом потянулось несколько человек, выбравшихся из микроавтобуса, на ходу расчехляя камеры и удочки микрофонов.

- С народом хотят пообщаться, - предположил Петрович. - Зачнут сейчас мозги пудрить... Про спокойную и сытую старость. Ублюдки...

По лицу Борисыча пробежала судорога.

- А вот и наши дорогие ветераны... - масляно улыбаясь, начал господин Матросов. - Наш, так сказать, золотой фонд. Культурно развлекаются...Для чего нами созданы все условия.

Я, неслышно булькая, наполнялся злобой. Этот тип, эта рожа, две недели назад заасфальтировала детскую площадку перед нашим домом, устроив там платную автостоянку, хотя перед этим на собрании жильцов клятвенно обещал, что ничего такого дворовый ремонт не предусматривает, обвинял нас, что не те голоса слушаем...

- Вот для этих людей мы и работаем, себя не жалея!

Камеры зажужжали, и из ДЭЗ-начальника полились замечательно обтекаемые обороты: о трудностях, об отдельных недостатках, о правильной критике, а также о том, что нельзя замечать несомненных достижений и правильности курса, которым движется наше демократическое общество... Телевизионщики жужжали своими камерами, бодигарды, словно отключившиеся от действительности роботы, неподвижно стояли по бокам, изредка поглядывая на нас.

Борисыч закрыл глаза. Рука стиснула палку, прорастая старческими синими венами.

- Абрамыч дай таблеточку. Мочи же нет терпеть все это.

Семен Абрамович затряс головой.

- Что ж вы жадничаете? Помогите товарищу! - проявил заботу господин Матросов, кося глазом на камеру.

Глядя ему в глаза, Борисыч наклонился к столу и потянулся к коробочке. Абрамыч хотел её забрать, но тот оказался быстрее.

Щелчок, резкое движение руки... Если б мы были профессионалы, натасканные на обезвреживание шпионов, то может быть кто-то из нас и успел бы, но... Не были мы профессионалами! Вот в чем беда!

Борисыч сглотнул и резко ослабев сел прямо на землю. По лицу побежали крупные капли пота, его затрясло... Тело выгнулось, и, расслабившись, осело на землю, словно лишенное костей.

- Ну, вот и полегчало товарищу! Да, господа! Современная медицина просто творит чудеса!

Я дернулся встать, но тяжелая рука припечатала меня к лавке.

Амбалы сдвинулись, загораживая плечами нашего товарища от камер. Рука одного из них отодвинула телеобъектив, направляя его на господина Матросова.

- Но давайте, все-таки, в такой замечательный день не будем говорить о грустном!

- Ты мне не товарищ, - раздался голос из-под стола. - Я с тобой, гнида белая, на одном гектаре срать не сяду....

Наш друг плечом вперед протиснулся сквозь охрану и, ухватив в горсть доминошки, распорядился ими как герой в известной комедии шахматными фигурами - размазал их по лицу нашего управдома.

Послышался звук не то "ах" не то "ох" и все на секунду замерло, только камера продолжала жужжать. В этой громом обрушившейся тишине кости одна за другой стали отклеиваться и стукать по столу.

Кап... Кап... Кап....

- "Лошадью ходи"... - пробормотал кто-то из телевизионщиков, оценивших ситуацию.

- Вы что себе позволяете? - взвизгнул начальник, утираясь. На его лице некрупными прямоугольниками начали наливаться синяки.