Елена Бутенко - Зеркало души [СИ]

Интересно, как успокаивать людей, которые без моей помощи сейчас поубивают друг друга?

— Дан? — держась за стену, я почувствовала головокружение, на пол звонко шлёпнулась алая капля, но останавливать последствия было слишком поздно, Дан поменял цвет лица с белого на красный и, замахнувшись, изо всех сил врезал Северу. Тот с каменным лицом подставил плечо, а потом дёрнул Дана на себя, опрокидывая на пол.

— Дан, Сев, хватит, — произнесла я, прижимая край майки к носу, из которого хлестала кровь. — У меня просто поднялось давление.

— Да?! Тогда почему же ты орала?! — Дан продолжал держать за шиворот Сева, тот, не оставаясь в долгу, в свою очередь тоже держал его за воротник.

— А чего ты орёшь?! — взорвалась я и закашлялась. — Чёрт, Дан, всё в порядке! — Сорвалась я, разум помутился, и усталое сознание наконец получило покой. Я упала в обморок.

Очнувшись на диване, я меланхолично подумала, что эти двое, наверное, поубивали друг друга. Но зато отдохнувший мозг заработал нормально, и я поняла, что аним всё же смог проломать мою защиту в очередной раз, не зря же я постоянно чувствовала, как кружится голова. А потом ещё и этот артефакт инкантар…

Я действительно убила и Дана, и Севера. Вот только теперь я поняла, что кто-то вернул время вспять, но кто-то очень сильный, раз Дан ничего не почувствовал, а Сев не смог предвидеть.

Чувствовала я себя гораздо лучше, наверное, сознание сейчас просто перегружено событиями, и оценить всю их прелесть я уже не могу. Я со вздохом открыла глаза и встретилась взглядом с Даниэлем.

— Лина, ты так и не вылечилась? — тихо спросил он, глядя куда-то в окно.

— Да, — ответила я столь же тихо. — Не стоит об этом спрашивать, раз уже знаешь ответ.

— Хорошо. Расскажешь, что произошло?

— Нет, — отрезала я. — Не хочу. И вообще, я не ребёнок и способна решать сама свои проблемы. Не надо вмешиваться.

— Лина, я старше тебя. Поэтому, наверное, лучше знаю.

— Да ты старше меня на три года, всего-то, — возмутилась я, но недостаточно экспрессивно, очень болела голова.

— Порой даже минуты и секунды имеют значение, — с неуместным пафосом отозвался Даниэль, не замечая, как глуповато звучат сейчас его слова.

— Слушай, секунды-минуты, молчи уже, — произнесла я, скептично приподняв одну бровь.

— Ладно… — вид у Дана был обиженный и озабоченный одновременно, поэтому я решила всё-таки хоть что-то ему объяснить.

— Я хочу тебе кое-что сейчас рассказать, но не то, что случилось сейчас, а то, что мучает меня до сих пор… Просто легче начать издалека.

— Ты сказала, что расскажешь, когда будешь готова, — тихо заметил он.

— Да, я помню, поэтому и хочу рассказать это сейчас. Причину я тебе объясню потом. Помнишь, ты спрашивал, что случилось полгода назад с моими родителями? Слушай… Папа был мне не родным отцом. Я узнала это лишь после его смерти. Но всю мою жизнь он вёл себя так, словно я была его ребёнком. Он любил меня даже больше, чем родная мать. А я отвечала ему тем же. У меня было всё, любящие родители, друзья, школа, где я училась, и где мне нравилось учиться. Наша компания, все мои друзья в одной школе. Правда, в разных классах, но это не важно. Всё было хорошо… До осени. Моя Багира — это последний подарок папы, и в последний раз я говорила с ним лишь вечером, когда он её принёс. На следующий день, когда я пришла со школы, я обнаружила лужу крови… — Я судорожно выдохнула и замолчала. Потом, спустя пару минут, собравшись с духом, продолжила. Дан за это время не вставил ни единого слова. — Отец был мёртв. Рядом с его телом валялся окровавленный столовый нож, которым, как установила экспертиза, он и был убит. Я не верила, что он умер, что-то кричала, рыдала, не в силах принять то, что его больше нет. Ты сам понимаешь, что я почувствовала тогда, тот, кто терял очень близких людей, меня поймёт. Я пыталась заставить его очнуться, проверяла пульс, трясла его… И кровь, кровь, мои руки, нож, пол, отец, всё в ярко-алой крови. Мне и по сей день кажется, что я всё ещё не смыла её с себя… Тогда я не думала вообще ни о чем. Мне самой хотелось умереть, всё казалось страшным сном… Я подняла тот злополучный нож и потеряла сознание. Меня обнаружила мать. Сначала она подумала, что я тоже убита, вся моя одежда была в крови, и сама, едва не сходя с ума, вызвала скорую и милицию… Вот тогда всё и завертелось. Меня привели в сознание, пытались выяснить, что произошло, но я замкнулась в себе, ни с кем не разговаривала, просто ушла в себя, порвав все контакты с остальным миром. Тогда я впервые получила опыт в общении с психологами. Тогда я поняла, как скрывать свои мысли от других, получила горький опят, и использовала его против них. Пробовали даже гипноз… Понимаешь, все улики говорили против меня, нож с моими отпечатками, мои неосторожные проступки в законе — у меня было несколько приводов в милицию, за кражу и за хулиганство. Даже раскопали про мою ссору с родителями неделю назад, когда я уходила из дома, по глупости, конечно… Меня пытались оправдать, мама была моим адвокатом, но мне всё было безразлично. Я ни с кем не разговаривала. Друзья пытались мне помочь. Шура, он же Чингачкук, и Олег подключили всех… Но… Меня затаскали по судам, всё искали виновного. И последний раз, в суде, мне вынесли приговор, как несовершеннолетней дали четыре года. И тогда в зал заседания ворвался Олег, попросту разметав охранников, крича, что я не виновата. Оказалось, что часом ранее, Олег выбил правду из нашего лучшего друга… — Я заметила, что мой голос задрожал, но я продолжила рассказывать. — В общем, выяснилось, что отца убил Виктор. Я до сих пор не знаю, почему он это сделал, мои родители хорошо к нему относились. Может быть, папа сказал ему что-то, или сам Вик что-то заявил, завязался скандал и… и Вик убил папу. А потом бросил нож и сбежал. Да, я понимаю, я могу его оправдать, он был растерян, испуган, боялся наказания… Я не смогу объяснить лишь одного. Почему он, войдя в зал суда, откровенно сказал, что он видел, как я убила своего отца… Он меня предал. Единственный из всей наших друзей, готовых чуть ли не умереть друг за друга, он предал. Нашлись новые улики, а у него был хороший адвокат. Ему дали шесть лет. Сейчас он в колонии для несовершеннолетних. А я изменилась, да и наша очень дружная до этого кампания как-то развалилась. Я не обвиняю обстоятельства в том, что я стала такой замкнутой, недоверчивой, просто после такого удара в спину я не захотела стать прежней. После всего, что произошло со мной, я поняла, что жизнь не жестока. Это мы делаем её такой. Поняла, что я не бессмертна и уязвима. Поняла, что поменять что-то не в моих силах. И тем, кто со мной рядом, приходится перенимать на себя часть моих бед. И поняла, что не могу защитить всех… Знаешь, зачем я всё это сейчас рассказала? — Я стиснула пальцы, ожидая ответа.