Елена Бутенко - Зеркало души [СИ]

— Да иди ты к лешему, историк хренов, — я уже не могла сдерживаться и бросила трубку. Он не перезвонил.

Это был сон. Давно я уже не появлялась в тронном зале с высокими потолками. Всё было привычно, но что-то неуловимо изменилось, страх сковал всё тело. Я стояла спиной к трону, впервые тьма наверху была пронизана лёгкой предрассветной дымкой. Я облизнула сухие губы и оглянулась. На троне кто-то сидел.

Я закричала и проснулась. Кошка недовольно спрыгнула с груди на пол.

В голове зудел Зов. Звали из Резиденции, звали в панике. Я потёрла глаза, чтобы проснуться, быстро оделась и, сосредоточившись, телепортировала.

Моя комната встретила мёртвой тишиной. Я выскочила в коридор, каменный пол холодил голые ступни, но я, не замечая, добежала до кабинета Бенедикта. Именно туда вёл Зов.

— Что случилось? — переводя дыхание спросила я, но мне никто не ответил. — Что-то с Бенедиктом?

— Да… — Алиса нервно теребила край рубашки, но взглянуть на меня не решилась. Филипп тоже прятал глаза, Марк отсутствующе глядел в сторону. Среди всех не присутствовал лишь Вадим. Майя тихо плакала, Варвара, бледная, с остекленевшим взглядом, держала её за руку.

— Бенедикт ранен, — нашёл в себе силы сообщить Дан. Я круто повернулась и бросилась в кабинет. — Лина, но… — Он попытался меня остановить, но заметив мой взгляд, отшатнулся.

— Лучше молчи сейчас, Даниэль, — тихо сказала я, глядя в его глаза. Чем дольше я смотрела, тем больше ужаса появлялось в них: он понял, что у меня есть сила, способная сломать его волю. Выдержав секунду, я повернулась, больше никто не пытался меня остановить.

Зажмурившись, я толкнула дверь внутреннего кабинета. Она распахнулась бесшумно, но Вадим поднял голову. Задержав на мне затуманенный взгляд, он продолжил прерванное занятие. Бенедикт как обычно проницательно следил, если бы не алая кровь, пятнами проступающая сквозь повязку, которую накладывал Вадим, я бы не поняла даже, что он, возможно, смертельно ранен, настолько спокойным было его лицо. Никаких признаков страха, боли, только виски серебрились в свете разожжённого камина: в Резиденции всегда было холодно.

Вадим закончил с повязкой, Бенедикт кивком попросил его выйти, он оглянулся на меня и молча, стараясь не делать лишних движений, вышел.

— Я могу… — шёпотом начала я, но Бенедикт качнул головой, попытался вздохнуть, но, видимо, почувствовал боль, на повязке расплылись пятна. Он поджал губы и ненадолго прикрыл глаза.

— Девочка моя, мне уже не помочь. Я умираю, — спокойно, хотя и тихо, сказал он, словно говорил обыденную вещь. У меня внутри похолодело, с головы до ног окатила ледяная волна, я облизнула сухие губы, пытаясь собраться с мыслями. — Успокойся, я сейчас хочу поговорить о другом. Я очень долго скрывал это, пора рассказать.

— Традиция открывать тайны на смертном одре, — горько заметила я. — Я всё знаю. Я знаю, что ты мой отец.

Он замолчал. Огонь мирно потрескивал, гудел в трубе воздух. Я опустилась на колени подле ног отца и, не нарушая тишины, взяла его руку.

— Давно? — наконец спросил он. В его потемневших глазах плескалась усталость и боль.

— Почти с самого начала догадывалась. А потом мама рассказала, что она инкантар, а мой отец был венефом. И нашла фотографию меня с мамой, — я кивнула на картину, всё ещё занимающую место на камине. — А ещё я видела вас с мамой в прошлом. — Собственные мысли кружили в голове, как стая ворон.

— А вот это я упустил, — глядя на картину, он попытался улыбнуться, но вдруг закашлялся кровью. — Ты сняла с меня груз. Я думал, ты меня ненавидишь, за то, что я вас бросил. — Я прижалась к нему, едва сдерживая слёзы.

— У меня нет на это права, — повязка набухла от крови, я потянулась, чтобы её заменить, но Бенедикт отрицательно качнул головой.

— Уже поздно, — как отрезал он, я вздрогнула и отпрянула.

— Но ещё можно помочь, я же вижу, ты справишься, нужно лишь…

— Я слишком устал, — вздохнул он. — Слишком длинная жизнь, я хочу отдохнуть. Это мой выбор.

— Ты хочешь, чтобы я тебя ненавидела за это? — я подскочила и волком глянула на него.

— Не утрируй. — Бенедикт поморщился, повязка ещё сильнее окрасилась кровью.

— Это больно! — сквозь обиду, горечь и злость бросила я.

— Мне пора, — его голос был как потрескивание огня в камине.

— Нет! — меня на полпути рвануло назад: Вадим крепко держал за локти. Он оттолкнул меня в угол, перед лицом тут же засеребрился алмаз защиты.

— Лина, все умирают и жизнь продолжается. Возьми это, оно поможет тебе понять то, что скрыто. На тебе непосильный груз, неси его с поднятой головой, как нёс его я. Как несла его Нонна.

— Бенедикт! — в этот момент защита прорвалась, я бросилась к дивану, но он уже был пуст, лишь неизменный синий плащ в крови остался недвижимым. В складках что-то блестело — я потянула за ткань, по полу покатилось, звеня, кольцо, в форме змеи, кусающей собственный хвост. С плаща медленно исчезала кровь.

Я держала тяжёлую, плотную ткань, ещё хранившую тепло его тела, слёзы замерли, внутри сжалось от осознания. Я сжала кольцо в кулаке и потеряла сознание.

Но это не помогла найти покоя. Я отключилась от тела, но горе не дало забыться.

Я стояла в полумраке в сырой темнице, звонко шлёпались капли, где-то вдали кто-то рыдал, звуки становились всё громче.

— Тебе плохо, — полуутвердительно сказал кто-то, я оглянулась, но никого рядом не было. — Я тут.

Рядом из-за двери показалась фигура. Кривая усмешка исказила губы: на встречу шла я сама.

— Решила поиздеваться? — я была спокойна, помня опыт прошлого раза, контролировала каждое её-своё движение.

— Почему же, — не думала, что могу так неприятно улыбаться. — Может, хочу посочувствовать.

— Иди к чёрту со своим сочувствием, — рявкнула я, но тут же взяла себя в руки. — Это пройдёт, не стоит беспокоиться.

— Ну как же, второй папочка умер, кому, как не мне, помнить, как ты страдала, тогда. А ведь он был тебе не родным.

— Он был родным. Есть не только кровное родство, — спокойно ответила я, всеми силами пытаясь успокоиться, видя, как на её-моём лице расплывается довольная улыбка.

— Да ладно, — рассмеялась моё отражение. — Родной, не родной, всё одно. Второй папочка приказал долго жить. Можно, конечно, сказать, что он теперь в лучшем мире, но, ты же знаешь, рая нет. И жизни после смерти тоже.

— Замолчи.

— Голос совести не заткнёшь, — она хмыкнула, наклонив голову вбок и одаривая ироничным взглядом. — Бедняжка, ты столько хотела ему сказать, спросить, а он ушёл, бросив тебя. А ведь он мог бы и дальше жить, просто не захотел.

— Замолчи! Не лезь не в своё дело! — я сорвалась, и она этим мгновенно воспользовалась, нашла брешь в защите.