Артём Яковлев - Три недели в настоящем

И мы с Димкой решили, что нужно составить список необходимых дел на предстоящую хотя бы неделю. На чистом листке формата А4, извлечённом из принтера, я под диктовку Профессора записал:

1) Исследовать возможную радиоактивность часов, для чего найти дозиметр;

2) Выяснить историю прибора, и для этого опросить всех вероятных, а также возможных, свидетелей;

3) Расшифровать все надписи на приборе, возможно, это поможет определить производителя;

4) Создать базу для безопасных экспериментов со временем.

Но почти всё это было, как говорится, «фуфло». Никому не нужной отмазкой. По первому пункту, никаких дозиметров у нас в городе, даже, возможно, у сотрудников МЧС, просто не было. У нас нет ни одного промышленного объекта, где бы использовались тяжёлые радиоактивные материалы. Во-вторых, история прибора, вероятней всего, ещё не могла быть писана, так как в этом направлении не работали даже теоретики. Исключая в недавнем прошлом, хитрого Хокинга. Нам же можно было только узнать, как и когда в прошлом прибор попал к моему дядьке. Что, вообще, не имело никакого практического смысла. «База, для безопасных экспериментов со временем» — это выдумка Профессора, решившего таким образом поднять хотя бы для себя престиж наших глупых изысканий.

А вот про расшифровку надписей — это было единственно дельное! Мне, например, было интересно, как производители называли те или иные функции машины времени. Профессор же мечтал узнать, где произведена эта игрушка. И мы принялись. Димка снова героически отправился домой, чтобы принести микроскоп, для чтения. У него, оказывается, такой был! Надписи невозможно было прочесть даже с лупой. Я, не теряя времени, в комнате расчистил стол, закрепил на полке мощный светильник на прищепке, для подсветки поля наших героических изысканий. И, за неимением лучшего, сходил в магазин и принялся готовить какой-никакой ужин. Теперь, по острой необходимости, сам.

Димка-Профессор вернулся только в восемь вечера, когда за окном была уже ночь. Сказал, что я оказался прав, и никаких научных изысканий по машине времени сейчас не ведётся. По крайней мере, он такого не обнаружил. Он, разумеется, интенсивно лопатил дебри Интернета, но микроскоп всё же не забыл принести. Когда я его увидел, то даже сказал: «Ничего себе!». В школе в своё время я микроскоп на рисунке видел, поэтому имел какое-то представление о внешнем виде, но такого радикального изменения даже не мог себе вообразить. Я в этом вопросе технически отстал немыслимо.

У этого прибора не было даже окуляра, куда можно было бы заглянуть. И без компьютера оно, это чудо, вообще не работало. Благо, Димка знал, как им пользоваться и у него было программное обеспечение для микроскопа. Правда, прочтение надписей на циферблате и в этом случае не далось нам легко. Мы мучились с каждым знаком и буквой. И опасались потерять каждое, только что начатое слово. Микронные перемещения поля и многократная подстройка фокуса… Никаких винтов для перемещения объекта в конструкции не предусматривалось. И автоматической фокусировки тоже. Я, смещая, нежно постукивал в нужном направлении по лежащим на столе часам иголочкой, а Димка, при остановках, ловил фокус…

Сразу же мы поняли, что кириллицей здесь, в отличие от того, что выгравировано на корпусе, и не пахнет. Всё было на латинице и ещё совсем немного, предположительно, на каких-то, возможно китайских, иероглифах (попались нам такие). По счастью, их почти не было. Язык латиницы — какой-то из европейских: итальянский, испанский или французский. Но не английский и не немецкий. Потому что я в школе учил английский, а Дима — немецкий. Он также гарантировал от северных и восточно-европейских языков. Я ему верил.

Тем более удивительным было, что надписи на корпусе и на циферблате так разнились. Мы предположили, что корпус был изготовлен позже с учётом каких-то потребителей. Но нам это не мешало, только облегчало задачу.

Когда мы переписали весь текст, Димка на моём ноутбуке подыскал подходящего онлайн переводчика. И с помощью им найденного довольно быстро удалось определить, что все надписи на циферблате сделаны на чистейшем французском языке. Или почти чистейшем. Перевод мелких надписей на циферблате оказался примерно таким, как я и надеялся: «Настоящее время», «Дистанция перехода», «Время присутствия», «Время назначения», «Пульс», «Защита снята», «Подтверждение» и «Авария». А вот надпись по периметру, на которую очень уповал Димка, состояла в основном из аббревиатур: «CEA et IPT à Evry Prototype MàRlT 303». Онлайн переводчик сумел это транслировать как: «CEA и IPT Эври прототип MàRlT 303». Не чересчур информативно. Мы с Димкой сели в очередную лужу. Правда, логичный оптимист Димка тут же нашёл во всём и положительное зерно:

— «Прототип МаРИТ» — это, по моему мнению, должен быть «прототип машины времени»!

Он тут же запросил перевод слов «машина времени» на французский. И получил в машинном же переводе: «machine de temps». Что не вполне согласовывалось с имеющейся у нас аббревиатурой. Пришлось перерыть горы различных вариантов переводов этих слов, пока случайно я не наткнулся на «machine à remonter le temps», что дало визуально очень похожий результат — màrlt. Но теперь перевод звучал более определённо. Как, вроде бы, «машина возвращения во времени»! Что очень близко характеризовало именно мой экземпляр.

— Триста три — вероятно номер прототипа, а Эври это, возможно, какой-то населённый пункт во Франции. Вряд ли имя прибора или название фирмы производителя!

— Почему Франция? — риторически спросил я, не ожидая никакого ответа.

— А ты что, хотел Китай? — не удержался и съязвил Димка.

Мне было всё равно. Только хотел знать, почему эта машина времени была создана так далеко от нас, а не где-нибудь в Подмосковье либо на Урале, или, на худой конец, на военном заводе в Туле.

Назавтра было, как помнится, воскресенье. Одиннадцатое. Прямо с утра — день рождения моего Профессора. Я утром позвонил ему, поздравил, сказал, что в подарок обязательно привезу ему что-нибудь интересное из недалёкого прошлого. Но сегодня пусть он меня не ждёт. Работы много. А Димка пожалел, что ожидается визит его родни, и он, поэтому, не сможет провести этот интересный день вместе со мной.

С отцом я созвонился сразу после этого, пока он был дома.

— Ты про те наручные часы, которые тебе подарил Витя? В общем, это давняя история. Откуда они у него взялись, он мне не говорил. О них даже родители наши ничего не знали… Знаешь, мы с ним даже и не родственники… Теперь-то уже об этом говорить можно, хуже никому не будет. Твоя бабушка его встретила в городе и привела домой. Говорит, увидела худого, плачущего мальчугана на улице. И решила чем-то помочь. Умыла, накормила. А он, говорит, оказался таким домашним. Совсем не беспризорником. Знал, как зовут, домашний адрес, свой собственный телефон… Мама, то есть твоя бабушка, про адрес и телефон решила, что сочиняет. Город Санкт-Петербург уже давно так не звался, а у нас-то в квартире телефон появился только лет через пять. А у него, маленького мальчика, свой собственный! С длиннющим номером. Ясное дело, что сочиняет. Фантазёр! И я сам так считал, потом стал сомневаться, когда Ленинград переименовали и появилась сотовая связь… Впрочем, это, вероятно, просто совпадение…