Геннадий Прашкевич - Ошибка создателя. Рассказы и повести

- Дай бумаги,- сказал я.- Передам капралу.

И, вылезая из палатки, я впервые вдруг подумал, что каждый из нас, легионеров, в сущности, оценен по частям. Чертово воображение! Как на витрине мясной лавки, я увидел тушу легионера, аккуратно разделанную работодателем. И на каждом куске была бирка с ценой - в бельгийских и конголезских франках… Ладно.,. В конце концов, мы сами приняли эту игру, а у каждой игры свои условия.

Бросив капралу бумаги Шлесса, я подошел к кухне, возле которой похожий на бородатого чародея голландец занимался своими делами. В кипящей воде котла можно было разглядеть что-то черное и круглое.

- Доллары,- подмигнул ван Деерт и захохотал.- Американские пилоты с бананов Сикорского дают пятьдесят долларов за череп негра с пулевым отверстием.

- Так вот зачем ты носишь малокалиберку…

- Бельгийский карабин оставляет слишком большое выходное отверстие,- ухмыльнулся голландец.

«Да,- подумал я.- Нас не зря оценивают по частям. Другого подхода и быть не может…

Нервы,- решил я.- Усталость. Иначе почему бы меня морозило? Я ведь и раньше знал, что петля давно скучает по каждому из нас и что не только писаки европейских газет идут по нашему следу. Но раньше это почему-то волновало меня меньше. Нервы…»

Но, черт возьми! - выругался я.- Живут же такие в Аргентине, в Парагвае, в Бразилии! И неплохо живут! И совесть не заставляет их вскакивать ночью и плакать, как на поминках! Чем я хуже? Я тоже хочу умереть в глубокой старости в чистой постели, на чистых простынях, но не в болотах Конго, корчась от удушья, как господин волонтер Т. Шлесс, и не в петле в Югославии, как некоторые из моих бывших друзей - усташей, устраивающих теперь террористические акты против товарища Тито, и не от руки какого-нибудь сумасшедшего, двадцать с лишним лет выслеживающего таких, как я, в разных европейских столицах…

Я должен всплыть! Я должен заработать свою долю бельгийских и конголезских франков. Они мне здорово понадобятся в будущей, спокойной и чистой жизни. Эта работа - мой последний шанс. Другого уже не будет.

А поскольку это последний шанс, сказал я себе, воспользуйся им на сто процентов! Иначе зачем было за него хвататься?

Я проснулся совершенно разбитый, и француз, забеспокоившись, заставил меня показать язык:

- Я уже терял так друзей,- сказал он,- в Индокитае. У них желтел язык, раскалывалась голова, а глаза светились, как у пьяных орангутангов. Если не проглотишь это,- он дал мне горчайшую пилюлю,- я не поставлю на тебя и конголезского франка.

Меня морозило. Ломило каждый сустав. Я никак не мог что-то вспомнить… Что?.. Мысли бессвязно крутились в голове, приводя меня в бешенство.

- Ты ничего не чувствуешь? - спросил я.

- Нет,- ответил Буассар.- Если симбу не спустят с нас шкур, я и завтра ничего особенного не почувствую.- Он проглотил пилюлю и пояснил: - Профилактика…

- Кем был твой отец? - меня мучила ускользающая мысль.

- У меня не было отца,- засмеялся француз.-

С такой женщиной, как моя мать, не мог ужиться ни один мужчина. Хотя она и вступала время от времени в разные браки, дети у нее появлялись в промежутках между браками. Но я не осуждаю ее. Я вообще отрицательно отношусь к осуждению. Хотя бы потому,- ухмыльнулся он,- что каждого из нас кто-нибудь осуждает.

Его слова задели меня, и весь день я не мог отделаться от воспоминаний о той бумаге, на которой черным по белому было в свое время написано, что я, хорват Радован Милич, активный член усташской организации, за измену родине приговариваюсь к смертной казни через повешение… Эту бумагу сочинили те, кто перестроил Балканы и ввел Хорватию в состав Югославии, страны, знакомой мне лишь по газетам.

Буассар выглянул из палатки:

- Завтрак испорчен. У капрала кислый вид. Наверное, он всю ночь писал сводку: убит волонтер, имя - Т. Шлесс, национальность - немец. Наверное, он всю ночь переживал потери в личном составе.

- Помолчи.

Но он не мог остановиться:

- Думаешь, наш капрал - герой и бессребреник? Не люблю отзываться о начальстве плохо, но я видел, как он прекратил бой у озера Альберта только потому, что чек на двести конголезских франков размок в его кармане от пота. Именно тогда ухлопали Лесли Тортона.

Я помнил Лесли Тортона.

Если ван Деерт и я прибыли в Конго из Стокгольма, то Лесли Тортон и Буассар - из столицы Южной Родезии, где в квартале Хэтфилд оба работали в ночном баре. Однажды им посоветовали сходить в домик под вывеской: «Врач-дантист принимает ежедневно…» В приемной дантиста толпились развеселые ребята, совсем не похожие на больных. Худощавый человек в золотых очках с удовольствием отвечал на вопросы. Например:

- Как насчет надбавки за риск?

- Она входит в установленную плату.

- Можно ли получить деньги не в конголезских франках, а в настоящей валюте?

- Треть суммы перечислят в южнородезийский банк в фунтах стерлингов.

Тортона и Буассара это устраивало. Только путь Тортона оказался коротким - до озера Альберта, до того дня, как капрал остановил бой, чтобы просушить размокший в кармане чек на двести конголезских франков.

…- Чего они суетятся? - заинтересовался француз, вновь выглядывая из палатки.

- Это все оборотень,- сказал подошедший голландец.- Он вылез из багажника «джипа», проделав для этого дыру в раме и перепилив ось почти пополам, как автогеном. Капрал зол. Он ищет виновника. Кажется, ты, Усташ, сунул оборотня в багажник?

Не ответив, мы выбрались из палатки.

- Какого черта! - выругался капрал.- Вам давно пора обмыть рожи!

Буассар развел руками:

- Взгляните на «джип»!

В днище машины зияла округлая дыра с очень ровными, но не оплавленными краями. И ось была выжжена точно так же.

- Переходим в пехоту,- пробормотал француз.- Как это тебя, Усташ, угораздило?

Я огрызнулся.

Оборотень лежал тут же, в траве, куда вывалился сквозь проделанное в днище багажника отверстие. Трава под оборотнем пожухла и почернела. Он был покрыт темной, почти роговидной, но, наверное, достаточно эластичной оболочкой, в которой не было никаких намеков на глаза или ротовое отверстие. Аморфный полупрозрачный мешок… Трудно было поверить, что именно он прорезал металл… Трудно было поверить даже в то, что он - существо живое. Но, будто почувствовав это недоверие, оборотень шевельнулся, и опять под его оболочкой начали пульсировать, смешиваясь и расплываясь, серые пятна.

- Что может такая тварь? - удивился голландец.

- Пропиливать дыры в металле! - оборвал его капрал.- Когда мы повезем оборотня в музей, тебе, Усташ, придется держать его на коленях, иначе он опять продырявит машину.

Я не ответил.

Оборотень всерьез заинтересовал меня. Какую кислоту и в каком количестве должен был он выпускать, чтобы металлическая пластина оказалась проеденной? Я подумал о кислоте, потому что ничего другого не мог придумать… Наклонился… Оборотень был похож на медузу, и я вдруг представил, как парочка таких тварей, свисая с ветвей в лунном свете, может пугать местных жителей. Не зря тот негр, которого не. успел пристрелить голландец, стоял перед оборотнем на коленях.