Вячеслав Багров - Путь в бездне

Инженерный отсек, приборный отсек, лаборатория… Он несся к командному отсеку, не оглядываясь, изо всех сил, заранее, крикнув компьютеру:

— Люк в командный открыть.

Массивный, выпуклый люк в командный отсек только что закончил подъем вверх, открывая вход, когда Ганс Вульф пулей влетел в спасительное помещение, приказав:

— Закрыть люк!

С тихим шипением бронированный люк, встал на прежнее место, надежно укрыв за собой растянувшегося на полу задыхающегося Вульфа.

Он осмотрелся вокруг — никого.

Успел. Он успел.

— Ганс, — услышал он тихий, дружеский голос, по ту сторону люка: — Открой нам, Ганс. Мы ничего тебе не сделаем.

— Он боится, боится нас. — проговорил другой голос — хриплый, враждебно-насмешливый, нехороший.

Вульф подполз к стене, прижался к теплому гладкому пластику спиной — сердце билось, готовое, вырваться из груди.

— Тс,с. Тихо, — первый голос: — Ганс, дружок, я расскажу тебе много интересных историй. Ты ведь хочешь с кем нибудь поболтать, верно? Одиночество — это так страшно. Так страшно…

Вульфа трясло.

— Он обосался. Обосался, он. В луже сидит, — говорит хриплый.

— Не лезь, — перебивает его первый спокойный голос: — Ганс, нехорошо поступать так с друзьями, нехорошо. А ведь мы твои друзья.

— Да, друзья, мать твою. Открой люк, пока мы сами не вошли.

Слышится веселый девичий смех.

— Так с друзьями не поступают, Ганс, — говорит первый голос: — Мы все равно, доберемся до тебя, но тогда будет поздно.

— Да, поздно будет, гаденышь.

— Мы ведь и по плохому, можем.

— О, да. Можем, можем. Давай по плохому, давай по плохо-о-ому… Открывай люк, гад вонючий!

Ганс сжал голову обеими руками, истерично засмеялся. То, о чем он думал последние месяцы, о чем догадывался, все это — подтвердилось, оказалось реальным.

— Я не открою, этот люк! Я не открою его!.. Я не открою его! Ни когда, ни когда!..

— Ты все равно выйдешь оттуда…

И он проснулся.

Он проснулся, крича последнее слово, безумно вытаращившись в белоснежный потолок учебного отсека, еще не придя в себя, не осознавая, что это был сон. Кошмар.

Только спустя некоторое время, до него дошла вся комичность его положения, он понял, что проснулся.

Испугался сон.

Встав на ноги, Вульф начал брезгливо, со стыдом, стягивать с себя мокрый комбинезон, бормоча:

— Надо действовать. Я схожу с ума.

Теперь, после пробуждения он стал ироничнее смотреть на свое положение.

— Бывает, сплоховал. Но ничего, тебя голыми руками не взять, Ганс Вульф. Ты еще покажешь, «кузькину» мать.

«Кузькина» мать — выражение Степана Кота.

«Кузькина» мать.

Но кроме, как самому себе, пресловутую мать «Кузьмы», показывать Вульфу было некому.

Он стоял, бессмысленно глядя в пол, и пальцы его рук двигались, словно жили отдельной от всего тела, жизнью.

«— Кузькина мать,» — думал Ганс: «— Это, мать Кузьмы…»

Было утро.

Склим Ярк — инспектор полиции второго разряда, сошел с моста и повернув налево, туда, где пологий склон вел к реке, остановился, глядя вниз.

И угораздило же найтись этому бумажнику именно здесь, а не на обочине дороги, например.

Склиму недавно исполнилось пятьдесят восемь и хотя он считал себя еще вполне в нормальной форме, напрягаться лишний раз, он не любил.

Все-таки грабитель, точно распоследняя сволочь, не мог просто откинуть бумажник в сторону, обязательно надо было так подгадить.

Склим начал осторожно спускаться по склону.

Яркое солнце светило справа, слепило глаза. Склим наклонил голову, смотрел себе под ноги. Дерн — прошлогодний, высохший, сквозь который пробивалась молодая трава, казался вполне надежным, чтобы по нему можно было без опаски спуститься к берегу реки. Склим пожалел, что не взял какой-нибудь палки, чтобы можно было лучше и безопаснее проделать этот путь.

Он потратил на спуск ни менее пяти минут и, оказавшись у пахнувшего чем-то затхлым, берега, вздохнул облегченно, стал осматривать участок, про который сказал мальчишка. А именно кучу спиленных еще год назад тополиных веток, кем-то наваленных, у самой кромки воды.

Мальчишку привела в полицейский участок продавщица магазина торгующего дорогими настенными коврами. Оказывается, пацан пришел к ней в магазин купить подарок маме — ковер. Женщина недолго думая, взяла чернявого мальца за руку и отвела в полицию. Сходили за его матерью. Допрашивал мальчишку Склим. Мальчишке было десять лет, учился в соседней школе. Вчера вечером играл у моста и нашел бумажник, с немалой суммой денег. Понятно, что деньги он взял, а бумажник выбросил. По его словам, выбросил он его туда-же, где и нашел — в кучу старых, спиленных веток, рядом с мостом через канал. Написав протокол, Склим отпустил мать с сыном домой и решил этот бумажник найти.

Глядя на большую, бесформенную кучу веток, Склим уже готовился к худшему, а именно — растаскиванию всего этого бардака в сторону, как вдруг увидел бумажник. Он лежал открыто, рядом с толстым, спиленным суком. Склим довольно улыбнулся — есть еще в его работенке и удачные дни.

Поднял бумажник, рассмотрел — обычный, черный, из кожи, с лямкой и железной, круглой застежкой.

Открыл бумажник и сразу увидел заблестевший на солнце жетон — овальной формы, с выбитыми вверху цифрами — 7508, и ниже именем владельца — Точ Ких, и название города — Ясная Гавань.

Все-таки бумажник убитого Точ Киха.

Нашелся.

Ничего другого в бумажнике он не увидел.

Он убрал находку в правый карман синего полицейского плаща, а жетон во внутренний карман. Так надежнее. Еще минут тридцать Склим осматривал прибрежную полосу в поисках чего-либо, что могло указать на убийцу, но ничего не обнаружил. Пыхтя, выбрался на верх к мосту, отдышался.

День удался.

Спустя три дня после убийства, бумажник Точ Киха нашелся.

Уже хорошо.

Гудя мотором, мимо проехал зеленый с деревянным кузовом грузовик «МР-500», поднял удушливую серую пыль. Склим закашлялся, прикрывая лицо ладонью, быстро вышел на мост, прошел до конца и оказался на площади Согласия, где в окружении цветочных клумб, возвышался памятник господину Иину.

Склим подумал, глядя на сидевших на скамейках людей, что еще немного и на них обрушится жаркое лето и черные кварталы, как и каждый год, будут задыхаться от жары и пыли.

Ему нравилась весна. Сухая, поздняя весна, с запахами ожившей зелени и прекрасной, комфортной погодой.

Осмотрев себя, он обнаружил на правом ботинке, налипшую грязь. Грязь выглядела омерзительно, а ведь еще утром Склим до блеска начищал ботинки ваксой, старался. А что теперь прикажете делать?

— Дерьмо, — тихо буркнул он себе под нос, отошел к бордюру и старательно обтер об него испачканный ботинок. Получилось плохо-только размазал.