Вячеслав Багров - Путь в бездне

Вся поверхность темной стороны Луны, на сколько можно было видеть, представляла из себя абсолютно гладкую, протянувшуюся на тысячи километров, равнину, без кратеров и гор, никаких ущелий, ровная, словно ее утюжили гигантскими катками.

С минуту он всматривался в то, что открылось его глазам.

Невозможно.

Этого не могло быть.

И тут он увидел проем.

Ассоциация от увиденного вызвала в его воображении именно это слово — проем.

Часть поверхности Луны зияла пятиугольным провалом — ямой, проемом, уходящим вглубь, под ее поверхность, и в ней, где-то внизу, сиял свет бледно-зеленый, ровный. Размеры открытого проема потрясали.

Ганс посмотрел на показания приборов слежения — семьсот километров в поперечнике!

И «Платформа» летела прямо по направлению к этой, чудовищных размеров «соте».

Он посмотрел вверх, туда, где над провалом в гладкой поверхности Луны светились звезды и увидел то, что вне всяких сомнений являлось крышкой для проема — пятиугольной формы, гигантская, чуть выгнутая на радиус, панель. Она висела выше орбиты полета корабля Ганса, на высоте двухсот километров, а по углам этой крышки-панели пристроились, отражая зеленое свечение снизу, пять колон без каких-либо подробностей на своих цилиндрических боках — гладкие, словно полированные. Размеры колон впечатляли — около двадцати четырех километров каждая. Сама крышка-панель состояла из двух частей — верхней и нижней и были видны соединяющие их гигантские фермы.

На верхних, выпуклых концах колон, светились белые огни.

«Платформа-2» приближалась к проему-соте.

Там внизу, среди зеленого света, над пятиугольной пропастью, метались несколько десятков маленьких белых огоньков, словно светлячки они летали над источником света.

Ганс Вульф, как завороженный смотрел в открывшейся его взгляду, провал в Луне, и в этом сияющем провале увидел гигантские, округлых форм машины — ярко освещенные, двигающиеся на головокружительной глубине, как части исполинского механического чудовища и там билось ослепительное, бледно-зеленое зарево.

Мысль о том, что его заметили, страхом пронзило его существо, как если бы он застал врасплох кого-то, кто — тайный и смертельно опасный, обделывал свои темные делишки, стараясь оставаться незамеченным.

Укрыться было негде.

Корабль уже подлетал к проему, как вдруг откуда-то снизу в кабину ударил ослепительный белый свет и Вульф застыл парализованный незримой, чужой силой.

Тело его безвольно расслабилось в пилотском кресле, руки повисли в невесомости на уровне груди и пришел ужас. Это было похоже на удар — пронзительный, мгновенный. Ужас пришел извне, как разъяренный голодный зверь, казалось, вцепился челюстями в самую душу человека, в его нутро, рвал железными когтями.

До слез, до вопля.

Прошла секунда, другая.

Удушающая волна откатилась прочь. Ганс Вульф снова овладел своим телом и тут-же, бешено вытаращив глаза, заорал изо всех сил — долго истошно, пока в его легких не кончился воздух. Он судорожно вздохнул, закашлялся и, не отдавая отчет в своих действиях, начал колотить руками по штурвалу.

Его чуть не вырвало.

Инстинктивно он рвался встать, спастись от того, что только что причинило ему страшную боль.

И тут возник голос.

Это не были слова, возникшие у него в ушах или голове.

Подобно удару током, слова прозвучали в каждой клетке его организма:

— Закрытая территория. Вход запрещен. При нарушении запрета, мы придем за тобой.

И одновременно Ганс как-бы понял, что произошло с ушедшим к Луне экипажем. Без подробностей, только общее необходимое знание.

Авария. Столкновение. Несчастный случай — они оказались в ненужном месте, в ненужное время.

И все кончилось.

Луч погас.

Отпустило.

От потрясения или может этот луч так подействовал на Вульфа, но он на несколько секунд буквально забыл все, чему научился в управлении кораблем.

Совсем!

Глядя на клавиши и экраны приборной панели, на мигание разноцветных световых индикаторов, он беспомощно пытался сообразить, какая у них функция и предназначение, будто впервые видел все это.

Пятиугольный проем в поверхности Луны остался позади корабля — «Платформа» уходила к матовому горизонту.

Память нехотя возвращалась к нему.

«Авария… Придем за тобой…»

Он схватился за штурвал, вспотевшие ладони крепко сжали рельефные пластиковые ручки, и указательным пальцем правой руки Вульф нащупал и до предела нажал клавишу тяги ходовых двигателей.

Вместе с возникшим приглушенным гулом его тело обрело вес. Набирая скорость, корабль менял высоту орбиты — выше, дальше…

Повторного витка вокруг Луны не будет.

Ганс Вульф уходил к «Страннику».

С того дня, когда они устроили пикник на лесной поляне, недалеко от реки, прошел месяц. Мишка Горин уехал в усадьбу своей жены, обещая, что как только передатчик заработает, лично приедет в Ясную Гавань.

Фолк, занимаясь своими делами, приезжал редко.

Ясный солнечный день утопил весь город в свете и непонятной необъяснимой радости, будто вместе с лучами солнца на его грязные улицы проникли легкость и благополучие.

Конечно, благополучия в черных кварталах и быть не могло, но Склим давно заметил — в солнечные дни преступлений совершалось гораздо меньше, чем в пасмурные и дождливые, а улыбок на лицах горожан становится заметно больше.

В такие дни, как этот, Склим чувствовал себя молодым и бодрым.

Время близилось к обеду.

Склим шел по тротуару и ему хотелось петь. Он даже начал было бубнить себе под нос какой-то примитивный мотивчик, но скоро перестал — прохожие косились в его сторону.

Пройдя по бульвару Кипарисов, где никаких кипарисов и отродясь-то не было, он свернул на Одиннадцатую улицу, миновал высокий бетонный забор ремонтной базы и вскоре оказался на Вокзальной Площади. Совершая дневной обход своего участка, Склим всегда заходил на черный вокзал.

Людей сегодня здесь было немного. Во всяком случае не наблюдалось толкотни возле касс, расположенных под низким деревянным навесом.

На автобусной остановке с единственной сломанной скамейкой, стоял желтый автобус номер пять, двери его, призывно открытые всем своим видом, приглашали немногих пассажиров занять места в салоне, а здоровяк водитель, в перепачканном грязью и маслом пиджаке, одетым на голое тело и таких же брюках и растоптанных сапогах, лежал под передком автобуса, на фуфайке.

Проходя мимо, Склим присел около него, посмотрел на испачканную чем-то черным физиономию водителя, и сказал:

— Здорово, «баранка».

— Здравия желаю, инспектор, — откликнулся тот, продолжая копаться под мотором.