Андрей Валентинов - Лейхтвейс

Но почему-то все-таки снилось. У него и Вероники – разные небеса… Неправда! И прощаться он не будет, Оршич в беде, поэтому он обязательно ее найдет и поможет. Хоть в небе, хоть за краем небес!

Но все-таки снилось…

Он вспомнил о блокноте и без всякой охоты взял карандаш. В пяти машинах, значит…

– Написал?

– Так точно! Тебе в письменном виде или устном? Могу на немецкий перевести.

– Ты молодец, Лейхтвейс… А я, знаешь, дура. Позвала этого Пауля, который вещи таскает. Адреналин… И представь себе, не смогла, не решилась. Зачем рассказываю, сама не понимаю. Но если я о тебе правильно думаю, ты уже все забыл. И… Прости, пожалуйста.

– Не за что. Стихи слушать будешь?

– Ты… Ты действительно написал?

– А как же!

– Не понимаю, где ошиблась, – горько вздохнула жена. – Всегда считала тебя недотепой, а себя – умной и расчетливой до противности. Где, Сандро? В чем?

Ее плечо было рядом, но Дикобраз не решался повернуться. Он помнил Беттину живой.

– Ты поверила кому-то близкому – тому, кто рассказал о заговоре и о кузене, герцоге Сполетском. Аймоне ди Торино никакой не заговорщик, обычный болтун, хотя человек незлой. Ты к нему пошла, он и посоветовал приехать, просто так, без всякой задней мысли. Настоящих заговорщиков твой знакомый не знал.

– Он мой друг! – возразила княгиня. – Близкий друг, он мне всегда помогает. Помогал… Но зачем им нужно меня убивать?

Князь вспомнил Беттину, какой она была в день свадьбы. Белое платье, веселая улыбка. «Давай я тебя причешу, Сандро. Ты же не морской еж!»

– Они отрезали меня от мира, перекрыли все каналы связи. Письма и телеграммы не пропускают, и связного не отправишь. А тебе я мог что-то поручить, допустим, передать привет нашему общему знакомому. Полковнику Строцци этого бы хватило, он цепкий, словно бульдог. А еще он очень спешит, понимает, что может опоздать. Вот-вот – и грянет. Поэтому сделал ход ферзем. Что ты пережила перед смертью, не хочется и думать. Если ты меня слышишь, Беттина, прости!

Показалось или нет, но ее пальцы легко коснулись стального браслета на его левом запястье.

– В горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас… Когда-то я забыла об этом. Вспомнила, но слишком поздно. Ты бы поступил так же, Сандро, только наверняка умнее. Постарайся выжить, иначе все напрасно.

Дикобраз закрыл глаза, пытаясь справиться с болью. Выдохнул резко, заставил себя улыбнуться, поднял вверх руки, развел пошире.

– А я, представь себе, справился. Уже и не верил, пилку угробил, но, как говорится, терпение и труд все перетрут.

– Тогда уходи! Прямо сейчас, не жди утра. Со смертью все мы встретимся, но пусть тебя она подождет! Уходи!..

Свет в подземелье начал меркнуть, день на исходе, черные тени загустели, обступая со всех сторон. Скоро сомкнутся, плеснут до самого свода. И ни фонаря, ни самой обычной спички…

Князь поглядел на дверь, через которую его привели. С ней ничего не вышло – прочное дерево, врезной замок. Были бы в запасе еще несколько дней…

– Уходи, Сандро! – голос жены теперь звучал глухо, еле слышно. – Тебе и так очень повезло. Не испытывай больше судьбу. Уходи, сейчас же!

Он подтянул к себе корзину, взвесил в руке. Пустая… Но и бросать не след, матрас с собой не возьмешь, а вот одеяло можно. И бутылку – воды набрать.

Возле утонувшего во тьме прохода задержался на минуту. Оглянувшись в сторону невидимого в темноте Костяного креста, коротко кивнул. Вернусь, обещаю! Поглядел на белое пятнышко под световым окном, послушал несмолкаемый шум воды.

– Удачи тебе, Сандро! – прошелестел голос Беттины. – Мы еще встретимся, только не спеши. Я тоже подожду.

Князь улыбнулся. Может и так, в нашем мире – много миров. Где-нибудь, когда-нибудь…

Махнул рукой – и шагнул в черную ночь.

Пройти лабиринт не так и сложно, если знаешь правила, что сформулировали два француза – Тремо и Люка. Нужен кусочек мела. Первый крест рисуем у входа, второй – там же, если впереди окажется тупик. Идти следует туда, где крестов пока еще нет. Вернулся – снова крест, и шагай дальше. Если лабиринт не слишком велик, выйдешь быстро. С катушкой ниток (привет Ариадне!) – еще быстрее, только следи, чтобы нить поверх нити не легла.

А если темно? Если не только нитку, собственные пальцы не разглядеть?

И тогда можно, вот только идти придется долго, пока со всеми углами и закоулками не поздороваешься. Главное ладонь от стены не отрывать, правую, левую – разницы нет. Оторвешь, забудешь вдоль какой стены шел – пропал.

Князь выбрал правую сторону. В левой руке нес корзину, в которой поверх одеяла лежал подобранный в подземелье камень. Оружие не слишком надежное, но пещерным людям, неандертальцам с кроманьонцами, иногда помогало. Шел неспешно, вслушиваясь в темноту после каждого шага. Шум воды за стеной быстро стих, и мир исчез, свернувшись в маленький кусочек камня под ладонью. Очень долго ничего не менялось, коридор вел прямо, стена была влажной, а кое-где и мокрой. Сверху то и дело падали тяжелые капли, одна угодила прямо в нос. Значит, он все еще внизу, в горных глубинах.

Время остановилось. Вначале Дикобраз считал шаги, но после тысячи бросил. Дважды останавливался, отдыхал, прислонившись спиной к стене-Ариадне, шел дальше. Уже подумывал, что пора и в третий раз сделать привал, когда нога внезапно уткнулась в камень.

Он замер и, не отрывая ладони от стены, поставил корзину возле ноги. Протянул вперед левую руку… Тупик? Нет, пустота.

Присел, сделал вторую попытку. Пальцы коснулись камня. Ступенька! Выше нее – вторая, затем третья…

Цапля пыталась что-то возразить, но он резко дернул рукой.

– Не потеряешься. Найду!

Отцепил шнур, смотал, прикрепил к поясу. Затем, взяв партнера за плечо, подтянул поближе. Хотел щелкнуть по носу, чтоб меньше спорила, но в последний миг сдержался. Простим на первый раз.

Ночное небо затянули тучи, ни звездочки, ни огонька. Внизу тоже темно, лишь прямо под ногами – неяркое желтое пятно.

– Сигнальный фонарь где?

– Н-на лбу, – неуверенно проговорила девушка. – То есть на шлеме. Мне… Что мне делать?

Лейхтвейс улыбнулся:

– Стихи пиши. Только не про Сталина, я о нем сейчас думать не хочу. Фонарь сама включишь?