Андрей Валентинов - Лонжа

На этот раз машина не изменила курс, но Бонис, не удержавшись, бросил взгляд в зеркальце заднего вида.

– Так почему же там не остались, на манеже? Нет, Арман, я в душу не лезу, но сам с детства любил возиться с моторами. Вот и вожусь, пусть и не всегда сладко приходится. Давайте догадаюсь. Родители?

Кампо сжал тонкие губы.

– Нет, я сам. Надо было начинать жизнь заново, с нуля – и без особых шансов. Я не струсил, просто понял, что не потяну. Не каждому дано стать настоящим шутом.

«Вспышка» вновь слегка вильнула по курсу.

– Да это же готовая песня! – восхитился Бонис. – Арман! Хотите, я вам ее посвящу?

Губы бывшего циркового еле заметно дрогнули.

– Хочу.

Мод невольно порадовалась тому, что разговор ушел далеко от стен Бастилии, но на душе стало горько. Она тоже не струсила, просто опустила руки. И художника Шапталь не стало.

«Если бы вы знали, как пахнет стружка на манеже!..»

Н-нет!

– Жорж, если песня мне понравится, я напишу ваш портрет.

Команду «Стой!» многие не услышали – продолжали перебирать ногами. Бéгом это назвать трудно, последний километр просто шли, пошатываясь, оступаясь и хватаясь друг за друга. Унтер-офицер, ехавший рядом на велосипеде, почти перестал подгонять, крутил педали и посматривал. Когда двое упали, сделал вид, что это его не касается:

– Не останавливаться! Вперед, вперед!

Упавших подняли и потащили под руки. Оба были из числа «красных», и подхватили их тоже свои. «Черные», собравшиеся в центре колонны, пытались задать ритм. Кто-то хрипло командовал: «Раз-два! Раз-два!» Помогало плохо, и вскоре хрипун умолк.

Куда бегут и зачем, уже не думали, по сторонам не смотрели. Только под ноги, на серую истоптанную землю. Под подошвами – наезженная колея, однажды мелькнул и пропал гусеничный след.

Небо было в этот день милостивым. Белые облака закрыли солнце, душно, но не жарко. А к концу повеял ветер, в спину, словно пытаясь придать сил.

– Сто-о-ой! Разобраться по отделениям, привести себя в порядок. В колонну по три. Быстро! Быстро!

Лонжа добежал, хотя каждый глоток воздуха давался с болью, а ноги вообще исчезли. Наверняка стер в кровь. Сапоги достались не по размеру, хорошо хоть на пару номеров больше, а не меньше.

– Первое отделение! Второе отделение!..

Почему-то думали, что отправят поездом, но к лагерным воротам подогнали несколько крытых армейских грузовиков. Ехать пришлось долго, и поначалу все пытались гадать, куда именно везут. Выходило, что на юг с немалой погрешностью, но точнее определить не удалось. Остальное время ушло на придумывание кличек. К удивлению Лонжи, дело на самотек не пустили. Еще до погрузки по рядам прошелестело: «черные» – оружие, «красные» – география. Ганс Штимме, ехавший в той же машине, назвался «Митте», двое «черных», посовещавшись, стали «Затвором» и «Бомбой». Разноцветные винкели, оставшись на сброшенных прямо на землю робах, никуда не исчезли. Переодели же их в старую форму образца 1916 года, без погон, ремней и головных уборов.

– Дезертиры! – прокомментировал кто-то. Словечко тут же прижилось, и в дальнейшем обращались друг к другу непременно с указанием звания.

– Дезертир Лонжа! Давай снова про Америку. Чего там сейчас у тупых «амис»?

…Дезертир – все-таки не ублюдок.

А потом стало не до рассказов. Визг тормозов, команда «К машине!», построение среди чистого поля, разбивка на отделения и…

– Бего-о-о-ом!

Добежали… Снова поле, но уже поменьше, с два футбольных, с трех сторон – сосновый лес, несколько палаток, грузовики, сваленные в кучу лопаты, с десяток людей в форме, но уже настоящей, с погонами…

– Камрады! Ребята! А ведь мы уже на свободе! – негромко проговорил кто-то в заднем ряду.

– Это не свобода, – ответили ему.

На этот раз герр гауптман позволил себе улыбнуться.

– Никого не бросили? Хвалю. В качестве поощрения разрешаю отдохнуть ровно сорок пять минут. Затем – оборудование и обустройство лагеря. Если вам надоело это слово…

Стек ударил в ладонь.

– …Называйте «воинская часть», тоже разрешаю. Пока работа не будет выполнена, никакой кормежки и никакого сна. Мне доложили, что кто-то придумал себе звание. Этого разрешить не могу, чтобы стать дезертиром, надо вначале побыть солдатом! А все остальное станете решать со своим непосредственным начальником. Он такой же ублюдок, как и вы, но прежде был настоящим служакой. Кстати, дезертиров ненавидит, из-за двух таких субчиков он и оказался здесь. Вопросы?

Строй качнулся, негромко загудел, но желающих так и не нашлось. Гауптман одобрительно кивнул.

– Тем лучше, слишком любопытных здесь не любят. Сорок пять минут отдыха, время пошло. Р-р-разойдись!..

Под лопатками – теплая земля, над головой – белые низкие облака, легкий ветер, тишина.

И травинка в зубах.

Не свобода. Но и не тюрьма. Не рай, не ад. Чистилище…

– Эй, Пауль! То есть Лонжа!..

– Дезертир Лонжа, – не думая, поправил он. В ответ негромко рассмеялись. Ганс Штимме пристроился рядом. Больше никого из восьмой роты так и не нашлось. Пропала рота…

– Слушай, дезертир Лонжа, тут вопрос назрел. Командиров нам, понятно, назначат, но мы решили своего выбрать, вроде ротного старосты. Если по-военному, то считай фельдфебеля. Будем общую кассу создавать, как в тюрьме, ну, и чтобы порядок был. «Черные» своего предложат, а мы хотим тебя. Кандидатуру свою как, не будешь снимать?

Он думал недолго. Проще, конечно, отказаться, скрыться за чужой спиной…

– Не буду, дезертир Митте. А Митте – это где?

– В Гамбурге, понятно. Район, где я вырос.

И снова тишина, среди белых облаков – долгожданный синий просвет. Все-таки он выбрался из ада. Пусть не свобода, но и не тюрьма. Лонжа улыбнулся и беззвучно шевельнул губами.

– Р-равняйсь! Смир-рно! Нале-е-ево! Шагом марш!

Обещанный гауптманом «непосредственный» не появился, руководили прежние унтер-офицеры, к которым присоединился третий – командиры только что организованных взводов. Несмотря на канты и нашивки, парни особо не чинились, покрикивали, но на вопросы отвечали. Как оказалось, сверхсрочники строевых частей, никак не «ублюдки», напротив, на хорошем счету. Прикомандированы, после обещан отпуск. А по поводу всего остального – к начальству.

– В ногу, в ногу-у! Раз-два! Раз-два!..

Идти довелось не слишком далеко – к ближайшей опушке. Там ждали – два незнакомых офицера, лейтенант и еще один гауптман. Рядом с ними вкопанный в землю шест, на нем карта, а что на карте – не разобрать, перевернута.

– Сто-о-ой! В шеренгу по одному!..

Пока разбирались и строились по росту (Лонжа в своем отделении – третий с краю), офицеры посматривали, негромко переговариваясь. Дождались рапорта…