К Брахман - Рождения [СИ]

От такой фамильярности существо клацнуло клещами, но промахнулось, треснулось мордой об ножку табурета и недовольно зашипело, отползая под стол подальше от ламии. Умащивая свой желейный зад на поверхность табурета, гостья не переставала возмущаться:

— Распустила ты тут свою живность, вон сидят, где хотят, гостям места не уступают, беспредел да и только.

— А ну быстро заткнись и рассказывай по существу, зачем явилась в столь неурочное время? От дел нужных отрываешь.

Лилит знала, что если сейчас же ламию не остановить, то слушать ее можно до скончания веков. Самый большой недостаток этих существ это словесный понос, не прекращающийся не днем не ночью. Остановить и закрыть отверстие, приблизительно напоминающее рот, можно было двумя способами. Один из них — это отключить ударом по отростку, который заменял им голову, или же грозно пообещать харакири, что не медля готова была сделать Лилит со своей ненаглядной ламией. Зная крутой нрав хозяйки пещеры, та быстренько закрыла пасть и повернувшись всем своим белесым желеподобным телом к подруге быстро зашептала:

— Слухи ходят, что ты с Азазело взаимовыгодную сделку заключила. Ведь вся столица шумит о скорой драке между тьмой и светом, и, как я вижу, ты не в последних рядах, так ведь?

Лилит уставившись на ламию взбешенно прошипела:

— И кто это у нас такой быстрый слухи распускает?

Ламия поняла, что взболтнула лишнего и теперь ей не отвертеться. Она задергалась на табурете, отводя в сторону свои глаза, как два мяча на выкате.

— Я что-то не слышу ответа на свой вопрос, — наседала Лилит, — или мы забыли слова, а ну давай выкладывай, откуда у тебя такие точные сведения. Кто тебе нашептал?

— Ну чего вскипела? — Пошла на попятную испуганная такой настойчивостью Ламия. — Я-то что, сама знаешь, шила в мешке не удержишь.

— Ты мне мозги не пудри, я сама могу запудрить любому.

— Это мы знаем, — прокаркала, перебивая подругу, Ламия, — если уж тебе удалось вокруг пальца Азазело обвести, этого проходимца, то куда уж мне с тобой тягаться. И не ори на меня, если тебе так интересно, то от любовника своего узнала я.

— Чего? — Ухмыльнулась Лилит, — у моей ненаглядной ужасной ламии любовник появился? Это что ж получается, ты себе слепого евнуха откопала?

— А почему слепого, да еще и евнуха? — Обиделась та.

— А какой же зрячий на тебя польстится? Ты хоть раз на себя в зеркало смотрела?

— Да хоть бы и так, я может не такая красивая как ты, но в обаятельности тебе не уступаю! — Вспыхнула, защищая свою честь, Ламия.

— Ты мне не уступаешь! — Вспылила Лилит. — И как ты, вошь необъезженная, посмела сравнивать себя со мной, со своей хозяйкой, с великой Лилит!

Злость пылала на сморщенной роже, крючковатый нос пытался забодать обидчицу прямо сейчас на месте, не давая никаких шансов к отступлению. Испуганная в конец неимоверной злостью своей подруги, бедная ламия пыталась сползти с табурета и расплыться на полу кисельной лужей, но Лилит быстро оценила тактику ламии и, не долго думая, сыпанула в сторону сидящей щепотку черного порошка при этом сотворив заклинание. Убедившись, что чары подействовали, удовлетворено хмыкнула:

— Вот так-то лучше будет. Что съела, дура болотная? Против кого ты свой отросток вместо мозгов поднимать вздумала? Она, видите ли, мне в обаянии не уступает, да на тебя без слез взглянуть не возможно. Да увидев тебя мужик сразу импотентом станет. Ишь ты, любовника она завела, тоже мне красавица.

Ламия не могла пошевелить своими конечностями, только голос и остался. По опыту она знала, что чары, наложенные хозяйкой, будут действовать пока та не сменит гнев на милость. Ламия завыла, прося пощады:

— Ну, сладкоголосая ты наша, чего ж так разошлась?! Не уж-то обиделась за любовника, да если хочешь, забирай, он то мне вовсе не нужен, взял сам, да привязался, я тут причем. Я тебе его за так отдам, только смени гнев на милость, сама ведь говоришь, мозгов у меня нет. Так за что же меня казнить, помилуй душенька.

— Нужен мне твой дурак, — уже более миролюбиво проговорила Лилит, — я что, себя на помойке нашла, если он на тебя позарился, то, видимо, вкус у него совсем отсутствует или он из твоего племени, а таких как ты мне и даром не надо. На тебя одну глядеть, так после этого неделю депрессия посещает по ночам. Мне и этого с головой хватает. Ладно забудем. Теперь все выложи, кто, откуда и зачем.

— А ты меня отпусти.

— Отпущу как посчитаю нужным, а пока давай не тяни, чем быстрее выложишь, тем быстрее освободишься. И не вздумай юлить, я чары наложила, так что если врать будешь, то в камень превратишься, а коли правду скажешь, чары сами рассыплются и освободят тебя, усекла?

— Да, — быстро заговорила ламия, боясь как бы опять Лилит не вспылила, — ну значить так, я была в казармах Ваала, ну ты сама знаешь, там помочь-прислужить всегда нужно, ведь жить как-то надо, сама понимаешь, не у всех горы золота припрятаны…

Ламия многозначительно посмотрела на Лилит.

— Ты на меня так не смотри, не разжалобишь. — Перебила ламию Лилит. — И в моих закромах золото не считай, я его кровью и потом добилась, и делиться ни с кем не собираюсь.

— Конечно, конечно, — быстро заговорила та, боясь, что опять взболтнула лишнее. «Ну что у меня за привычка, все время страдаю за свой длинный язык», подумала ламия, продолжая свой рассказ. — Ну так вот, когда меня один воин в зал затащил, где у Ваала пир горой шел, я меж воинством и заприметила сидящего рядом с хозяином Азазело. Ну я не дура, решила послушать, о чем беседа. Ты ведь знаешь, я же всегда о тебе думаю. Мало ли какие сведения тебе пригодятся.

— Ты не подлизывайся, знаю, о чем ты подумала, как с меня больше за эти сведения денег слупить. Ну так ведь? Признавайся и не забывай, что врать тебе в твоем положении резона нет, а то в глыбу каменную превратишься. А мне потом тебя в порошок стереть придется, что бы из дому-то убрать. По буркалам вижу, что дошли слова мои по назначению, так что я слушаю дальше.

— Дак ведь жить как-то надо, — начала гнусавить ламия.

— Надо, надо, ныть перестань, и давай дальше говори, а то у меня терпение на исходе, того и гляди ненароком зашибу.

— Дак ты слушай, а то все норовишь меня с мысли столкнуть, я и говорю, что по началу-то услыхать никакой возможности не было, ведь они там на троне, а кругом шум да гам, музыка гремит на все лады, но вот когда Ваал тост произнес за удачу в большой битве, так тут-то и пошел шумок меж солдат, что скоро бой настанет меж тьмой и светом. Ну я, значь, и пристала к солдатику своему, расскажи да расскажи, а он, подлец, за тайну потребовал честь мою, но, сама понимаешь, ради такого дела куда ж денешься, пришлось пойти на такую жертву, — захныкала ламия.