Андрей Лазарчук - Целое лето

Я вышел, тщательно запер дверь, проверил — всё надёжно. Свет в цехе выключать не стал — всё равно окон нет, так что снаружи не видно. Кровь… сами вытрут, не баре. Кстати, не вляпался ли?.. Осмотрел себя. Нет, вроде бы не вляпался. Погасил свет на лестнице, вышел, захлопнул дверь. Слышно было, как срабатывает электрический замок.

«I follow rivers…»

Глеб вздрогнул. Взял айфон, долго и пристально смотрел на него. Потом нажал зелёную трубку.

— Да, мам. Ты где?

Донеслось что-то невнятное — будто мотор выл на затяжном подъёме. Наконец прорезались слова: «Утром, рано утром…» И — конец связи.

— Что? — спросила Стася.

— Мать приезжает, — сказал Глеб.

— Это плохо?

— Не знаю. Но сложностей точно прибавится.

— Она у тебя тоже… секретная?

— Похоже, что да. Хуже всего то, что она… как бы это сказать…

Он оборвал себя. Только сейчас до него дошло, что в поведении матери и поведении Степана Григорьевича есть что-то общее. Оба легко заводятся, оба раздражительны, оба всё время пытаются что-то объяснить, но то ли не хватает слов, то ли слушатель безмерно туп… Просто Степан Григорьевич повёрнут на инопланетянах (то есть не повёрнут, а как это… акцентуирован, вот), а мать — на дефектных ребятишках от шести до шестнадцати…

И ещё она глотает таблетки. Горстями. Иногда у неё появляется отвращение к этому процессу…

— Так всё-таки, — постучала пальцами по столу, требуя внимания, Аня. — Что. Мы. Будем. Теперь. Делать?

— Сейчас нужно смыться. Спрятаться. Хотя бы до утра. А завтра уже — по обстановке…

— Спрятаться… легко сказать… — проворчала Стася. — В нашем-то…

— Я, кажется, знаю, где, — сказал Глеб. — Во всяком случае, ничего лучшего в голову не приходит. Там нас хотя бы поймут…

— А как же Вовка? — спросила Аня.

— Утром… — начал было Глеб, но тут в дверь стукнули: два раза и раз.

— Вот и он, — сказала Аня.

Ввалились двое: Вован и Суслик. Оба как после драки, Вован с рюкзаком.

— Так это… — начал Вован, переводя взгляд с Ани на Стасю, потом на Глеба, потом по следующему кругу. — Вы чё, тоже… ну, типа?

— Ну, типа, да, — сказал Глеб. — А у тебя что?

— Да батька… — Вован вдруг сморщился, будто в глаза ему брызнули из баллончика. — В общем, я… не вернусь. В жопу такие оладушки. Пошёл вон к Суслику, а у него…

— Дверь взломали, — сказал Суслик. — Отцу звоню, а он говорит — ничего не трогай, иди к тётке Варваре. А тут Воха с резиком. Ну мы и… вот.

— Всё равно надо сматываться, и быстро, — сказал Глеб. — Девочки, три минуты.

— А чё ты командуешь? — спросил Вован.

— Я в теме, — сказал Глеб. — Мы сейчас уходим и прячемся. Я знаю, куда. Потом будем разбираться, не сейчас.

— Да я без наезда, — сказал Вован. — В теме так в теме…

— А что с отцом? — спросил Глеб.

— Да не знаю… бешеный… мать не узнаёт, меня не узнаёт… в крови весь…

Девочкам потребовалось меньше трёх минут. Они появились в тёмных джинсах и кроссовках, в почти одинаковых свитерах, с длинными свёртками в руках. У Ани был набитый школьный рюкзак, у Стаси — брезентовая сумка через плечо.

— Перебежками? — деловито спросила Стася.

— Я сначала один выйду, посмотрю, — сказал Глеб.

— Ни хрена, — сказал Вован. — Я с тобой.

— Ты ж не знаешь…

— Историчка, — сказал Вован. — Знаю. Она кто?

— Ну… Она не человек.

— А чё, заметно…

— Возьми что-нибудь, — Глебу вспомнился такой давний разговор со Стасей. — Лом или что ещё…

Вован с сомнением посмотрел на него.

— Возьми хоть это, — сказала Стася. Она подала Вовану двухкилограммовую гантель. — И… ну, сам разберёшься.

Глеб, держа «посредник» перед собой, осторожно приоткрыл дверь. Тихо. Косой свет. Тянет кошками. Он пожалел, что не взял маленького зеркальца — высунул его и всё осмотрел. Ладно, теперь уже нечего… Так, впереди пусто. Он сильно толкнул дверь и выпрыгнул, разворачиваясь. Тоже никого. Там тупик и там никого. Можно повернуться спиной…

— Выходим, — сказал он — вернее, хотел сказать. Потому что впереди, на лестнице, раздались быстрые шаги — кто-то поднимался бегом…

Когда я потом пытался расписать все перемещения Алины — вернее, Квадрата девятнадцать, конечно, — то каждый раз заходил в тупик, потому что перемещения эти были чересчур стремительны и вроде бы бессистемны; но, разумеется, логика в них была — только не наша, не человеческая. Всё у неё — у него — было просчитано… Долгое время я был уверен, что десантников было как минимум двое. Но потом всё же согласился с очевидным-невероятным: Девятнадцатый действовал в одиночку, но нечеловечески быстро. Ну и компактность городка сыграла роль; нам, жителям мегаполисов, трудно представить, что вся арена событий может уложиться в овал два с половиной километра на километр. Два с половиной — это мне идти от дома до метро, а ведь считается, что живу почти рядом со станцией…

— Будь очень осторожен. Просто очень-очень осторожен…

Аспирант дал отбой и положил телефон в карман. Осмотрелся ещё раз. Картина носила следы не столько обыска, сколько погрома. Для обыска не надо срывать скатерть со стола, бить посуду и дырявить абажур. Он наклонился и поднял с пола фотографию: он сам, Стёпка Сизов и Валерка Краснобровкин летом семьдесят пятого… уже всё было плохо, но мы и не представляли себе, до какой степени плохо… Степан здесь, в городе, и говорят, что полная развалина, а вот где Валерка — большой вопрос. Может быть, в базах о нём и есть сведенья, надо бы поинтересоваться…

Он услышал скрип половицы за спиной, но среагировать не успел.

В рауше Аспирант пробыл недолго, но за это время его успели раздеть догола и привязать к стулу. С волос и бровей стекала вода, мешала видеть. Впрочем, соображение включилось сразу, и не было сомнений, кого он увидит перед собой.

Молодая женщина Алина Сергеевна Арабова, двадцати восьми лет.

Она же — Квадрат девятнадцать. С которым, можно сказать, не один пуд соли…

— Местность по-прежнему красивая? — спросил Аспирант. Язык ворочался с некоторой неуверенностью. — Или уже обрыдла?

— Есть немного, — сказал Квадрат. — Но скоро вашими стараньями здесь будет сплошная бетонная площадка. Или лавовая. Как повезёт.

— Не тем пугаешь, — сказал Аспирант.

— Вообще не пугаю. Ты меня знаешь. Не любитель пугать. Просто говорю как есть.

— Знаю… Сколько мы не виделись?

— Восемь лет, четыре месяца и шестнадцать дней.

— Подожди… Это когда же?

— Так тебе всё и расскажи. Сообрази сам.

— Это… это… Так вот почему мне Благово таким разумным показался!

— Молодец. Но тогда ты меня не засёк ведь?

— Тогда — нет… Слушай, что вы с ним задумали?

— Да как всегда — спасти этот мир. Только не подумай, что я тебе буду выкладывать наш план.