Дмитрий Баюшев - Щукин, дай джоуль [СИ]

— Скажи спасибо Валентине. Право дело — разжалобила с этим вашим Копейкиным, а то бы сроду не поехал. «Ты бы у меня да не поехал», — подумал Щукин. В это время Страстоперцев, прикрыв за собою дверь, выудил из кармана сигарету, чиркнул зажигалкой и вполголоса пожаловался:

— Жрать охота, спасу нет. Поди — язва.

— Это не язва, Геннадий, — объяснил Ту Фта своим деревяненьким голоском. — Энергию, содержащуюся в пище, которую ты ел, вместо тебя потребляли мои малыши.

— Я так соображаю: малыши — это клопы, — сказал Страстоперцев.

— Вы, шеф, как всегда оригинальны. Только почему у вас сопрано, шеф? Вас случайно не кусал крокодил?

— Это не я, — отозвался недовольный поворотом событий Щукин. — Это Ту Фта. Тут такое дело, старик. Эти ребята припилили черт-те откуда, и на высоте пятнадцать километров взорвались вместе со своим крейсером. Они невидимы.

— Понимаю, — сказал Страстоперцев, невозмутимо покуривая. — Они взорвались, поэтому и невидимы. Это я понимаю. А чем же они говорят, если они взорвались?

— Они, видишь ли, состоят из корпускул, — начал было объяснять Щукин, но Ту Фта раздраженно завопил:

— Что ты тут болтаешь? Из каких корпускул? У нас благороднейшая волновая природа, и нечего тут болтать.

— Виноват, — сказал Щукин. — Он, старик, током умеет дергаться, так что ты с ним поосторожнее.

— С кем — с ним? — отозвался Страстоперцев. — Ты про кого?

— Старик, ты, главное, не суетись, — сказал Щукин. — Это такие маленькие пришельцы. Но их вовсе не поэтому не видно, что они маленькие. Это у них временное. Они вообще такие невидимые. А начальник у них — Ту Фта.

— Туфта, так туфта, — Страстоперцев пожал плечами.

— Как ты думаешь, Геннадий, по какой причине мог взорваться крейсер? — вкрадчиво спросил Ту Фта.

— А черт его знает, — любезно ответил Страстоперцев, примиряясь с мыслью, что он действительно имеет дело с пришельцами.

— Радар показал, что к крейсеру приближалось какое-то тело. Что это могло быть?

— Да мало ли что? — улыбнулся Страстоперцев. — У нас много всякой дряни летает. Вон на днях на доцента Кукушкина кирпич упал.

Правда, мимо. Кукушкин еще из подъезда не вышел, а то бы прямо по лысине пришлось.

— Так, и этот дурака валяет, — ледяным тоном сказал Ту Фта и, сорвавшись, заверещал: — В стойло поставлю. Совсем уже рогом не шевелят. Уволю к кузькиной матери из номера. Щукин с удивлением узнал набор собственных формул, применяемых им во гневе во время репетиций. К фонемам разъяренного эмбриона присоединилось птичье щебетание малышей, так что получился маленький базар.

— Мебельюхорешкичунипалласерк, — прикрикнул на них Ту Фта. Щукин давно подозревал, что хитрый эмбрион не докармливает малышей, оттого они растут плохо, а он, большой и толстый, помыкает ими. Птичий базар поутих, затем кто-то из малышей храбро заявил:

— Усикулькульчиколямпоцвирк.

— Аба, — сказал Ту Фта. — Хаба.

— Уси? — с надеждой переспросил малыш-невидимка.

— Хаба, — заверил Ту Фта, после чего брезгливо осведомился: — Где сидит самый главный абориген? Щукин, недолго думая, ответил:

— У нас так дела не делаются. У нас есть руководители разных звеньев. Чтобы попасть к руководителю высшего звена, надо начать с самого низового руководителя…

— С младшего инспектора, — подсказал Страстоперцев.

— Или с его помощника, — продолжал Щукин. — И так ступенька за ступенькой. Глядишь, на второй или третьей ступеньке к главному-то аборигену и расхочется идти. А зачем он тебе?

— Вы оба валяете дурака и не говорите, почему был взрыв, — сказал Ту Фта. — Мы спросим об этом главного аборигена. Если и он будет валять дурака, мы вас цвиркцвирк папавиончи. Страстоперцев, не чувствуя опасности, пренебрежительно махнул рукой и начал тушить сигарету в пустой консервной банке, а Щукин настороженно спросил:

— Что ты имеешь в виду. Ту Фта?

— Есть много способов папавиончи ган, — кровожадно отозвался Ту Фта. — Но мне бы хотелось, чтобы это было эффектно. Например, убрать часть атмосферы. Что будет! Или поместить между Землей и Солнцем отражающий экран. Вечная ночь, холодище, бр-р. Или…

— Чем ты лучше зум-зума, Ту Фта? Опомнись, — проникновенно сказал Щукин. — Ты же пришел к нам с великой миссией.

— Ты — хитрый абориген, — заявил Ту Фта. — Ты думаешь совсем не то, что говоришь. Ты лжив, насекомое. Но у тебя самые жирные, самые вкусные джоули в мире. Если бы не это, я бы тебя давным-давно папавиончи ган. Веди меня к главному аборигену, негодный хитрец.

— Директор фирмы не подойдет? — полюбопытствовал Страстоперцев.

— Очень уважаемый хлопец. На любой вопрос даст любой ответ.

Прямо-таки компьютер, а не человек. Наперстюк его фамилия.

— Ладно, пусть будет хлопец Наперстюк, — согласился Ту Фта.

— Аборигешканаперстюк, — возликовали малыши-невидимки.

— Тогда вперед, в «Чувяк», — провозгласил Страстоперцев, поглаживая живот, в котором громко бурчало.

Небо, такое прозрачное и глубокое утром, было сплошь затянуто грязноватыми тучами, стало прохладно, и на асфальте уже проявились первые крупные капли начинающегося дождя. Щукин не признавал Страстоперцева за нормального водителя. Тот не превышал, не обгонял, жался к тротуару и вообще за рулем был похож на осторожного пугливого пенсионера. Это как-то не вязалось с его внешней бесшабашностью. Но, что поделаешь, приходилось терпеть. Свои капризные «Жигули» Щукин прошлым летом продал, понадеявшись на зарубежное турне и связанные с этим финансовые возможности. Совсем скоро небесные хляби разверзлись, и на машину обрушился такой водопад, что «дворники» совершенно не помогали.

— Стой, — сказал Щукин, разглядев в бушующей за стеклом стихии красные огоньки стоп-сигнала. Красные огоньки принадлежали самосвалу, а еще дальше угадывался трамвай, перегородивший перекресток. Впрочем, Страстоперцев и сам во всем прекрасно разобрался и тормознул, когда надо. И виду, что Щукина как водителя тоже не признает, не подал. Внезапно разгалделись эмбриончики, один из них выдохнул с одышкой «Уф», затем почему-то заглох двигатель. Этот галдеж и это «Уф» стали понятны, когда Страстоперцев попытался завести мотор. Уже и трамвай ушел, и самосвал скрылся за поворотом, а генкина колымага стояла, как вкопанная. Сзади надрывались десятки клаксонов.

— Пойти толкнуть? — ворчливо спросил Щукин, открывая дверь, но тут же, озаренный догадкой, захлопнул ее и спросил: — Ту Фта, вы зачем обесточили машину?

— Вкусно, — отозвался Ту Фта. — Вкусно и полезно.

— Верните, а то дальше пойдем пешком, — посоветовал Щукин.

— Кульма, — после некоторого молчания сказал эмбрион. — Заан пту… Пту… Все, готово. После этого «пту» мотор завелся с пол-оборота. Вскоре дождь кончился, но по дороге вовсю бежали веселые ручьи, и встречные машины щедро обдавали лобовое стекло веером грязной воды. Страстоперцев свернул с шоссе, долго колесил узкими кривыми переулками, где Щукин никогда в жизни не бывал, выехал, наконец, на скромную, застроенную двухэтажными домами улицу под названием «Индустриальная» и тормознул напротив дома номер 16. Никакой таблички, повествующей о существовании фирмы «Чувяк», не было, но Генку это не смутило. Покинув машину, он уверенно нырнул между домами во двор. Щукин опустил стекло. Воздух после дождя был замечательно свежий, с озончиком. Небо было серое, но не такое безнадежно серое, как полчаса назад, кое-где между тучами уже угадывались окна, сквозь которые готово было брызнуть ослепительное солнце. Не хотелось думать, что снова может хлынуть ливень. Щукин вышел из машины. В рубашке было довольно прохладно. Мимо, расплескивая мелкие лужи, лихо промчался желто-красный троллейбус. Между его длинными несуразными токосъемниками и проводами контактной сети проскакивали голубые искры. Снова неуловимо повеяло озоном. Затем где-то во дворах дружно и разом вскрикнула орава звонкоголосых ребятишек и притихла.