Дмитрий Баюшев - Планзейгер. Хроника Знаменска [СИ]

— Сюда смотреть, — сказал ему Мортимер, чем-то недовольный.

Небирос посмотрел на него, как удав на кролика.

— Установка на добро, — тоном Кашпировского произнес Мортимер. — На добро установка.

Небирос глубоко вздохнул, шумно выдохнул, лоб его разгладился, глаза повеселели.

— Простите, Ваша Светлость, — пробормотал он. — Воспоминания нахлынули. Тысячи лет провести в могиле, в хладе, в мерзости, в копошении червей, это, знаете ли, не вдохновляет.

— Поспокойнее, — сказал Мортимер. — Нынче новый век, наш век, нужно употребить его с пользой, глядя не в прошлое, а в будущее. Это всех касается.

И посмотрел на Черемушкина с Дергуновым. От его взгляда мурашки пошли по коже.

— Что приперлись-то? — не церемонясь, сказал Мортимер. — Отвлекли Саврасова, у меня крадете драгоценное время. Я на вас рассчитываю, как на будущих организаторов, а какие из вас, к черту, организаторы? Грядущее не за горами, скоро вы вашу Москву не узнаете, мне нужны те, кто способен творить, невзирая на эмоции. Нужны революционеры, диктаторы со стальной хваткой, а не московские пацаны. Может быть много крови, что — опять ко мне побежите?

Лёшка вдруг бухнулся на колени.

— Это я виноват, — горячо заговорил он. — Испугался, что этот Сесёлкин достанет. Не должно быть так, что тебя достаёт кто-то, кого на самом деле нет. Но теперь вижу — неправ, неправ и неправ. Теперь так будет всегда. Верно ведь?

— Эх вы, цацки-пецки, хухрики-мухрики, — неожиданно развеселился Мортимер. — Вас разыгрывать, что над убогим издеваться. Дети вы малые, дурачки слабоумные, оболтусы прямоходящие. Надо ж кого Господь выбрал своими чадами, на кого распростер свое благоволение. Не на мудрое всезнающее творение, соль мироздания, а на мелкое ничтожное неразумное порождение, плесень, не дотягивающее по своей сути даже до муравьев. Как бы вас, болванов, ещё обозвать?

Мортимер посмотрел на Черемушкина и сказал:

— Тебе, Василий, приятно всё это терпеть?

— Что именно? — уточнил Черемушкин, которому давно уже хотелось послать этого умствующего долговязого негроида куда подальше.

— Ты хоть что-то понял? Я вижу в тебе злость и ничего более, а это, брат, политика. Правильно говорит одна умная книга: «Вначале было слово». Было, есть и будет. Одно-единственное слово может унизить, довести до убийства, либо возвысить. Одно-единственное. Так что на слова не обращайте внимания, спокойно делайте дело. А тебе, Алексей, я подскажу. Напиши на бумажке следующее: «Господи милостивый Люцифере, огради меня от посягательств несносного Сесёлкина, не человека. Спаси и сохрани».

— Так это ж как молитва, — пробормотал Дергунов.

— Не сметь при мне про молитву, — вскричал Мортимер, свирепо вращая выпученными глазами. — На кол посажу, кожу сдеру.

Без всякого перехода усмехнулся вдруг и весело добавил:

— Что, москали, страшно? То-то же…. Так вот, Алексей, говори эти слова перед сном, а на ночь клади под подушку, ни одни Сесёлкин не тронет.

— А что, их много, этих Сесёлкиных?

— Спроси у Василия, — отозвался Мортимер. — Он про параллельные миры начитан…. Всё, пацаны, ступайте, некогда мне…

В машине при Саврасове, у которого в их сторону бдительно оттопырилось ухо, они молчали, но стоило остаться одним, в кабинете уже у Черемушкина, языки развязались.

— Ну, что скажешь? — осведомился Черемушкин, плюхнувшись в свое кресло.

— Подонок, — сказал Дергунов, вышагивая от двери к окну и обратно. — Издевается, сволочь.

— Да ты сядь.

— Не сидится.

— Слышь, Лёшк, — сказал Черемушкин. — Тебя Сесёлкин чуть не придушил, а этот: «Чего приперлись?» Пацанами обзывается. Дал бы по шее, да не дотянешься.

— Ну можно же по-человечески, — сказал Дергунов. — Не последние люди в его хлеву.

— Последние, Лёшка, последние. Крепко он нас взял за жабры, в выражениях не стесняется. А совсем недавно был приветлив, любезен. Впрочем, вот что. Успокоился?

Дергунов остановился напротив, оперся кулаками о стол.

— Мортимер слышит каждое наше слово, видит каждое наше телодвижение. Поэтому зубы на крючок.

Дергунов согласно кивнул.

— Да я что? — сказал он. — Ляпнешь сгоряча, потом каешься. Дурак и есть дурак, пацан, москаль. Извини, Ваше Сиятельство, если слышишь, аз преданный раб твой Алексей, нафиг, Дергунов.

— Лёшк, — укоризненно произнес Черемушкин.

— Молчу, молчу, — сказал Дергунов, и в ту же секунду в дверь постучали.

Вошла Лера, деловая такая, с черной папочкой.

— Я пойду, — дернулся было Дергунов, но Лера отрицательно покачала головой.

Вот ведь странно: по статусу Дергунов был выше рангом, но слушал её беспрекословно. И дело было не в Черемушкине, она никогда не кляузничала, просто была мудрее, что ли. Короче, он остался стоять в дурацкой позе, опершись кулаками на стол начальника и набычившись, потому что ждал какой-то гадости, содержащейся в черной папке. Лера так просто в кабинет Черемушкина не заходила.

— Вот, — сказала она, вынув из папки пару посаженных на скрепку листов. — Началось.

Черемушкин принялся читать. Дергунов скосился, подглядывая. Текст был мелкий, убористый, сбоку ничего не поймешь.

— Шею вывихнешь, — сказал Черемушкин, отшпиливая верхний лист и протягивая Лёшке.

Это было постановление Правительства РФ, подписанное премьером. Из филиала Дубнинского ОИЯИ Объект превращался в самостоятельную единицу, напрямую подчиненную Москве, и переименовывался в город Знаменск. Исполнительный директор Мортимер Олег Павлович становился Генеральным директором Института Инновационных Исследований города Знаменска (так теперь именовалось градообразующее предприятие), его первым замом назначался Берендеев Казимир Филиппович, замом по научной работе Мусатов Сергей Анатольевич и т. д. и т. п. Следующий абзац касался штатного расписания, это уже было не так интересно, потому что без фамилий… Дальше, дальше… Ага, вот: международные связи без визовых ограничений. И правильно, к чему они, когда есть Саврасов со своим лимузином…

— Кто такой Берендеев? — спросил Дергунов.

— Твой любимый Куратор, — ответил Черемушкин, протягивая ему второй листок. — Наконец-то вышел из-под прикрытия, приобрел ФИО.

Второй лист, заполненный наполовину, касался чисто подразделения ФСБ, в котором работали наши герои, и вот тут появились их фамилии, а также фамилии Небироса, Берца, Семендяева. Про последнего было сказано: привлекать к работе при необходимости.

Дело завертелось.

После обеда весьма кстати в офисе появился Семендяев, который последние два дня безвылазно сидел в своем Тамбове. Извинился, что не мог вырваться — дела, прошептал что-то Лере на ушко, отчего та зарделась, после чего, посерьезнев и вздернув седые кустистые брови, прочитал Постановление, но комментировать не стал. Спросил у Леры «Артемьич у себя?» и тут же вышел. Мог бы и не спрашивать.