Сергей Аверин - Мечтатель [СИ]

— Военные подходят. Вперед. Спускаемся.

«Карлан, знаешь, сколько ты поймаешь рентген за сутки?»

«Не издевайся. Лучше говори, куда идти!»

«Тихо! Мне-то, Александр, все равно. Но если ты будешь светиться, как новогодняя елка праздничным зеленым светом, экспедиция может лишиться руководства!»

— Господин хронист! — около меня вырос военный с сержантскими нашивками. Вот даже какие птички у нас есть! — Господин хронист! Док велел передать вам вот это! Сказал, что бы вы обязательно взяли!

Я принял из рук сержанта небольшую коробочку и распахнул крышку. Внутри лежал клочок пластиковой бумаги, которую используют при упаковке электронной аппаратуры. На нем неровным, плохочитаемым почерком было выведено: «Вам, Карлан, две таблетки в день. Другим — по одной. Таблетки запивайте водой. P.S. Человека более отчаянного, чем вы, я ни разу в жизни не видел. Когда вернетесь, будьте добры, расскажите, куда вы так сорвались! Ник».

Во дела! Не часто увидишь в наше время рукописный текст! И откуда только у дока взялась ручка или карандаш? Не с собой же он их возит?

Я поднял записку и положил ее в карман — как сувенир. Под ней оказались в беспорядке наваленные таблетки, стакан и крохотная коробочка — концентрат воды. При соприкосновении со слюной происходит химическая реакция, и концентрат превращается в жидкость. Три песчинки концентрата дают около двухсот миллилитров чистейшей воды с необходимыми для здоровья минералами и солями.

Однако, док! Восхищен!

Я, не оборачиваясь, махнул рукой и зашагал по узенькой асфальтовой дорожке, тысячу лет назад, так же, как и сейчас, называемой тротуаром.

Их как всегда было двое. Усталых, равнодушных ко всему земному, величественных и вечных. Даже сами их позы выражались вечность. С такой неповторимой грацией и очарованием могут двигаться лишь боги. А что темнить, они и были богами. Были теми, кто присутствовал при рождении человечества, и будет присутствовать при его смерти.

Они взирали на город. Он желтыми высокими стенами поднимался прямо перед ними.

— Пойдем?

— Знаешь, я боюсь.

— Ничего. Мы были около него, когда он только появился на свет, мы следили за его поступками. Он достоин. Он лучший житель этого мира за всю его долгую историю. Мне неведомо будущее, но, я думаю, лучше него никого не будет.

— Я знаю, брат мой, я знаю.

— Мы наделим его силой. Может быть, он сможет то, что не можем мы. Он понимает свой мир, а мы, как бы долго в нем не прожили, никогда не сроднимся с ним.

— Мы — нет. Он — да.

— Идем?

— Идем.

Две фигуры слитным синхронным движением, наполненным непонятной, миллионолетиями отрепетированной пластикой, сдвинулись с места. До открытых ворот города оставалось не так уж и много.

— Плохо? — заботливые руки обхватили меня за плечи. Я разогнал круги перед глазами и первым делом полез к аптечке дока. Таблетка против радиации прошла в горло незаметно, будто ее и не было. Вторая, восстанавливающая, хуже, будто глотаешь камень с кулак размером.

— Карлан? — Лейтенант подхватил меня сзади и рывком поставил на ноги. — Господин хронист, вы в порядке?

— Что это было? — кое-как выдавил я. Кости похрустывали, голова была готова оторваться с шеи и начать автономную жизнь, как безымянный герой старорусской сказки.

— Ловушка. — Лаконично пояснил рядовой из дна ямы, в которую я имел честь провалиться. — И еще какая! Ни разу подобного не видел!

— Тихо там! — гаркнул лейтенант. — Как она сработала?

— Проще некуда. — Я помассировал многострадальную шею, отстранился от Изалинды и спрыгнул вниз. Обшарил дно взглядом, остановился на своем обруче. Он сумрачно поблескивал серебром в слепящем свете фонарей. — Механика. Я наступил сюда, створка опрокинулась, я рухнул на дно. Вот этот трос, — я показал пальцем на плетеную веревку, оплетающую систему бобин, — должен был поднять колья на дне. Но во время падения я инстинктивно зацепился за него руками и порвал. Колья не поднялись.

— Хронист, да ты счастливчик! — донесся нечленораздельный выкрик из группки солдат. Что было сказано, я понял не сразу. А когда понял, произнесшего было искать поздно.

Эх, времена средневековья б щас, когда за «ты» на кол сажали!

— Согласен. Мне повезло. Второй раз родился. Правда, шея болит, но, думаю, скоро заживет.

— Постояли, хватит. Двигаемся! — приказал лейтенант. — Но на сей раз я первый. Господин хронист, вы меня слышите?

— Четко и ясно. — Соврал я. В мозгах бродил подлый туман. Никогда раньше терять сознания ни от удара по затылку, способного сорвать голову с плеч, ни по какой другой причине не приходилось. Я был потрясен, я был шокирован, я был в ужасе.

Миллиметр до смерти. Меня спасла случайность. Господи!

Внешне я пытался держать некую маску, а внутри меня царствовал беспредельный ужас и страх. Сейчас я был даже счастлив, что обруч при падении спал. Он не обхватывает мои виски, а значит, Игнесса не может меня читать.

— Вам, наверное, не по себе, да? — Изалинда имела странное свойство подкрадываться незаметно, как кошка. Ее нет, ты идешь в прострации, придерживаясь направления, оглядываешься по сторонам и никого не видишь. И тут — бац! Она! Откуда, как? Непонятно.

— Я идеально себя чувствую! — Подташнивает от радиации, да? Ну конечно, от радиации! Страх и спазмы в желудке это две совершенно не связанные вещи. И ноги от радиации подкашиваются. Она ведь такая, всепроникающая!

— Александр, у вас в глазах все видно. Они стеклянные и неживые!

— Я…

— Страх — это не позор! Вы ведь читали мой отчет? Знаете, каково это, когда человек срывается в пропасть? И от него ничего не останется! Его нельзя будет похоронить! Лететь — километры!

Страх естественен. Он не чужд человеку. Не закрывайтесь в себе, найдите силы посмотреть вокруг себя и принять мир!

— Я… Я просто не привык.

— Мониторы — другое? — она улыбнулась и исчезла. Точнее, приостановилась и пристроилась к рядовому, шедшему позади. Я не успел отреагировать, и ноги сами вынесли меня на один уровень с лейтенантом.

Да, мониторы — это другое.

И опять некоторое время идем молча. Такова особенность современности: лично никто не общается, вести диалог можно только через сеть. Видеть, слышать, реально ощущать собеседника, быть способным дотянуться до него рукой — необычное явление.

Я шагаю рядом с лейтенантом, пытаясь придумать предмет для беседы. В голову ничего не приходит. Есть вариант надеть подобранный обруч и посоветоваться с Игнессой, которая точно сумеет дать дельный совет, но мне слишком не хочется перед ней раскрываться. Она увидит мой страх. Она обязательно почувствует его, даже зарытый на самое дно моего внутреннего «Я».

Компьютеру ее производственной мощности ведомо и сознательное, и подсознательное. Спасу нет. Поэтому приходиться вращать обруч на указательном пальце, почти уподобившись доку, вечно что-то теребящему в руках.