Виль Быков - На суше и на море, 1990 [антология]

— Но у меня же была палка…

— Когда гамадрил подходит вплотную, она уже не спасает. Он — хозяин положения. Если что-то заинтересует его у вас в руках, может вырвать. Вообще-то им руководит не проказливость, как воспринимают это люди, а любопытство, надежда заполучить что-нибудь съедобное. Бывает, сидим в вагончике — этот маленький Фургон в стороне от поляны служит сотрудникам временным пристанищем, — работаем. Вдруг вбегает обезьяна, из тех, что похрабрее, вспрыгивает на стол, хватает первое попавшееся и удирает, прежде чем мы успеваем опомниться. А однажды приезжаем, подходим к вагончику. Что за чудеса? Дверь настежь, внутри все перевернуто вверх дном, по вагончику носятся тучи перьев. Это наши подшефные вспарывают подушки, так сказать, проводят свои обезьяньи эксперименты. Настолько увлеклись, что на нас ноль внимания. Видно, кто-то, уходя, не захлопнул дверь — до взлома замков обезьяны еще не додумались, — вот они и воспользовались случаем. В общем народец у нас аховый, ухо с ними нужно держать востро.

Если бы абхазские обезьяны вели летопись, начиналась бы она с 28 мая 1971 года. В тот день в урочище Пасека под Туапсе выпустили 21 павиана гамадрила, привезенного из Эфиопии. После первой успешной зимовки даже скептики убедились, что африканские аборигены прекрасно чувствуют себя в черноморских лесах. Но вот местное население было далеко не в восторге от такого соседства. Обезьянье стадо под предводительством вожака Яшки регулярно совершало набеги на сады и огороды, разогнало в соседнем поселке всех собак, да и жителей держало в постоянном страхе. Словом, жить там стало практически невозможно. Поэтому сельчане покинули Пасеку. Лишь в одной хате остался 90-летний дед, не захотевший оставлять родную хату из-за «африканской напасти». Было ясно, что место для гамадрилов выбрано неудачно, их нужно переселить подальше от людей.

Забегая вперед, скажем, что поселок позднее был полностью куплен сухумским институтом, а его жители обосновались в селе Краянском. По решению Совета Министров РСФСР на прежнем месте организован еще один обезьяний заказник, которому отведено 2,5 тысячи гектаров леса. В нем уже семь лет живет второе стадо гамадрилов, а в 1987 году по соседству поселили бурых макак, привезенных из Таиланда.

В урочище Западная Гумиста Яшкина «команда» прибыла в составе 32 самок и двух самцов — самого вожака и молоденького Бори. Раньше лишь Яша некоторое время жил в питомнике, а остальных доставили из Эфиопии. Поэтому, прежде чем выпускать обезьян на волю, следовало принять меры предосторожности, чтобы они не сбежали. Это теперь Валерий Гургенович хорошо ориентируется в сложных социальных отношениях в гамадрильем стаде. Кстати, его докторская диссертация «Поведение и разведение обезьян в вольных условиях» так же уникальна, как и сам кавказский эксперимент. Тогда твердо знали лишь о существовании гаремов. Дальнейшая структура, а от нее во многом зависело, как будут вести себя переселенцы, представлялась весьма смутно.

Чтобы «сплотить» гарем, обезьян некоторое время держали в клетке. Потом стали выпускать сначала детенышей, затем слабых самок, потом всех, кроме Яши и его «любимой» жены. Поскольку у гамадрилов очень развито стадное чувство, они и не думали никуда уходить, а целыми днями сидели возле клетки своего повелителя. По сигналу — удару в рельс — обезьянам давали «паек» — брикеты концентратов, в состав которых входят пшеница, ячмень, овес, сахар, сухое молоко, витамины, аминокислоты. Наконец на двадцатый день получил свободу и вожак.

— И как он повел себя? Наверное, от радости сломя голову бросился в лес? — спросил я у Валерия Гургеновича, втайне надеясь услышать трогательный рассказ о том, как был признателен истомившийся Яша своему освободителю. Судя по ответу, Чалян каким-то образом догадался о моих ожиданиях:

— Должен вас разочаровать: на шею ко мне Яша, к счастью, не бросился. Когда дверца клетки распахнулась, он вышел, немного постоял, подозрительно поглядывая на нас: по милости людей в его жизни свобода уже дважды сменялась клеткой; не приготовлен ли и сейчас какой-нибудь подвох? Потом степенно, твердым шагом направился по тропинке в лес на склоне горы. За ним — весь гарем. Мы специально выпустили их утром, до кормления. В обычное время ударили в рельс. Ждем: придут или нет? Спустились все, как один. Так и началась их вольная жизнь.

— И они ни разу не пробовали удрать из заказника?

— А зачем им это делать? Конечно, первое время гамадрилы совершали дальние экскурсии, осваивая территорию, даже за хребет ходили — за каштанами. Но учтите, обезьяны, как говорится, лишнего шага не сделают, тем более из любопытства. Все передвижения преследуют определенную цель, важную для веками выработанного образа жизни: поиска пищи, комфортного убежища, где не кусают насекомые, есть тень или, наоборот, греет солнце. Причем, хотя они проводят «на ногах» целый световой день, их перемещения происходят на сравнительно небольшой площади в пределах трех километров, потому что удалось подобрать такое место, где имеется все, что им нужно. Этот ареал называется «хоум рейндж».

Позднее, познакомившись с гамадрильим распорядком дня, я убедился в его предельной целесообразности. Просыпаются они, когда первые солнечные лучи высветят верхушку хребта. Сразу же идут туда полчасика погреться на прогалинах или скалах. Потом отправляются на кормежку. В десять по сигналу в рельс спускаются на поляну за «доппайком». Летом он нужен не столько самим обезьянам, сколько для постоянного контроля за стадом. После этого гамадрилы какое-то время находятся поблизости. Некоторые что-то ищут в траве, другие ловят жуков и стрекоз, часть тянется к реке. Мне бросилось в глаза, что воду они не лакают, а именно пьют, припадая к ней ртом, как это делают люди. Затем стадо опять уходит в лес.

Около часа начинается полуденный отдых. Когда в это время наблюдаешь за гамадрилами, сразу замечаешь кое-какие характерные особенности их поведения. На поляне в тени под деревьями кучками сидят отдельные семьи, причем входящие в один клан располагаются поблизости. Взрослые дремлют, а неугомонная молодежь затевает игры. Кстати, для них межклановых границ не существует, и они снуют по всей прогалине. Матери вполглаза посматривают за ними, но не препятствуют свободному общению. Подростки гоняются друг за другом, взбираются на деревья. Трое, уцепившись за нижнюю ветку, раскачиваются на ней, как на турнике, а когда надоедает, горохом сыплются на землю.

Маленькие детеныши используют для развлечения взрослых обезьян, и, видимо, не только собственных мамаш: лезут на плечи, на голову. Те довольно терпеливо сносят их шалости. Однако если малыш слишком уж докучает, то получает шлепок или просто отбрасывается в сторону.