Виль Быков - На суше и на море, 1990 [антология]

Внутреннее убранство храма мне показалось чрезмерно пышным: обилие тонкой резьбы, чеканки, серебра, позолоты, редких камней и полированного мрамора. Не могу принять я и гигантские бронзовые решетки, отделяющие алтари от прихожан. Подобная изощренная и утомляющая глаз (наверное, и ум!) пышность вообще свойственна католическим храмам XVIII–XIX веков. В римском ватиканском соборе Св. Петра она режет глаз.

Однако архитектурное решение интерьера Севильского собора великолепно. Его мощные колонны, как связки гигантского бамбука, легко взлетают в небо и, ветвясь, смыкаясь и пересекаясь, образуют своды пяти просторных нефов. В алтарях и капеллах холсты Мурильо, Иорданса, Сурбарана, Моралеса и других великих художников. А главная ценность собора и в полном смысле слова святыня, перед которой склоняешь голову, — это могила Христофора Колумба. Почти четыре века путешествовал прах впавшего в немилость великого мореплавателя — Вальядолид, Севилья, Санто-Доминго, Гавана, — прежде чем наконец обрел покой здесь — в кафедральном соборе Севильи. Надгробье! Мне не приходилось видеть ничего подобного. Приподнятые на постаменте четыре бронзовых короля в коронах и торжественных мантиях — впереди с копьями Изабелла и Фердинанд, грубо унизившие адмирала, — несут на плечах гроб с останками Колумба. Скорбное шествие в бессмертие.

Известно, что великий первооткрыватель Америки по указанию Фердинанда и Изабеллы был на склоне лет лишен всех привилегий и в кандалах доставлен в Испанию. Заурядный жест абсолютизма.

Рядом с собором находится мавританский дворец Алькасар — образец так называемой модехарской архитектуры начала XIV века, построенный совместно мавританскими и испанскими зодчими. В отличие от Альгамбры его дворы и залы выглядят более просторными. Они лучше сохранили золото и бирюзу восточной вязи и точно так же поражают стройностью колоннад и затейливостью резьбы стен и арок, изяществом орнамента потолков. Просторный «двор девушек», «дворик кукол», «салон послов», спальня мавританских королей. Живописен и строг сад Алькасара с причудливо подстриженным кустарником, цветниками и с нежно журчащими фонтанами. Но после пышной и суровой Альгамбры эта резиденция королей как-то менее трогает. Вероятно, потому, что кажется более поздним повторением безупречных форм гранадской жемчужиы.

Неподалеку от дворца Алькасар и вьются те самые улочки, переулки и дворики старой Севильи, на которых развертывались события облетевших весь мир испанских комедий. Здесь звенела гитара, воспламеняя чувства неприступной красавицы, пелись серенады ордой даме сердца, скрещивались шпаги в защиту чести возлюбленной, и вот вдоль этой глухой стены проскальзывал, укрывшись плащом, неузнанный кабальеро. А за углом, под окнами прекрасной Розины, страдал граф Альмавива. Всего в двух кварталах отсюда (я проверил по карте), ближе к университету, — к бывшей табачной фабрике — стоял полк, в котором служил потерявший голову от ревности Хозе; чуть дальше, на берегу Гвадалквивира, раскинулась арена цирка, где выступал пленивший черноокую Кармен бесстрашный тореро Эскамильо. Вымышленные герои и романтичная Севилья!

В Андалусии — и уж тем более в Севилье, как утверждают, — живет самый темпераментный и неунывающий народ. Он любит песню, танцует ритмичный танец фламенко, исполняемый душой и сердцем под мелодию «канте хондо», глубина которой беспредельна. «Она пришла к нам, — сказал о музыке танца Федерико Гарсия Лорка, — от первого плача и от первого поцелуя».

Музыка испанских народных песен и танцев прихотлива и своеобразна. В «фолии» музыковеды слышат напевы римлян, в «севильяне» — арабские мелодии, а в баскской «сортсико» и галисийской «мунейре», как полагают, более всего сохранились мотивы исконного народа Пиренеев.

Есть еще одно место в Севилье, о котором нельзя не упомянуть, — это площадь Испании: архитектурный ансамбль с каналом, сооруженный для Всемирной выставки, проведенной здесь в 1929 году. Ее оригинальные павильоны стоят вдоль усаженной пальмами аллеи.

В будни Севилья отнюдь не выглядит ни таинственной, ни веселой. Люд ее занят своими повседневными заботами. Может быть, в отличие от других городов здесь чуть больше праздных плохо одетых мужчин — безработица в Андалусии особенно высока. Вечерами шумно в торговой части города. Но никаких гитар, никаких веселых компаний на улицах-.

В газете я прочел о демонстрациях протеста безработных в Андалусии. Доведенные до крайней нужды поденщики устраивают сидячие голодовки в деревенских церквах, требуя от правительства работы. В таких забастовках участвуют не единицы и не десятки, а сотни людей.

Теперь наш путь лежал в третий знаменитый город Андалусии, столицу некогда могущественного Кордовского эмирата — Кордову. В средние века город делился на мусульманскую и христианскую части. До XV века значительный процент его населения составляли евреи, численность которых доходила до 27 тыс. Гиды охотно показывают туристам синагогу того времени. Она невелика по размерам, и с XV века в ней мало что сохранилось, кроме стен и потолка. Куда более сильное впечатление производит сооруженная в X веке Кордовская мечеть. Лес ее колонн, подпирающих полосатые двухъярусные арки сводчатых перекрытий, показан во всех книгах, посвященных классическому зодчеству, в качестве образца средневекового строительного искусства. В натуре ее интерьер выглядит еще внушительнее.

К моему восхищению мастерством строителей мечети в общем впечатлении примешивается едва уловимое представление о мрачном средневековье, обскурантизме, всегда живущее в сердце каждого. Такое своеобразное ощущение, вероятно, порождается сочетанием уходящего во все стороны пространства с нависающим над головой потолком и с этими короткими, окружающими тебя, как стволы деревьев, колоннами, которые при ближайшем рассмотрении оказываются разновеликими по длине, потому что были выломаны арабами из разных христианских храмов. Несмотря на пространство вокруг, тебе не убежать, ты как бы пленник мечети и леса этих каменных стволов.

Шесть веков мечеть действовала по своему прямому назначению, до тех пор пока в XVI веке не была переделана в католический храм.

Одним из самых приятных воспоминаний о Кордове остались, как ни странно, мелодии трубы — высокие, протяжные, задумчивые и, пожалуй, печальные. Наша гостиница «Отель лос Гальос» располагалась против казарм «гуардиа сивиль» — гражданской гвардии. И по утрам мы слышали побудку и сигнал на завтрак, живо напоминавшие мелодии оперы «Кармен».

И вот мы уже на дороге в Толедо. Выезжая из Кордовы, мы поначалу держались берега Гвадалквивира — мутного, неглубокого и спокойного в это время года. Он здесь раза в два уже Москвы-реки. Едва успели мы по высокой бетонной набережной пересечь границу города, как дорога пошла на подъем и нас окружили оливковые рощи. Ночью прошел дождь, и пейзаж теперь повсюду освежает нежная зелень травы.