Герман Малиничев - На суше и на море, 1989 [антология]

Знают и любят в Чувашии полотна «Агатуй», «Девушка в хушпу» Ю. Зайцева, «Осада разницами города Цивильска», «Чапанское восстание» А. Сурбана, картины А. Миттова и В. Агеева, графику М. Михаэлис и А. Ефейкиной.

Особенно восторженно была встречена «Здравствуй, земля» Н. Овчинникова, в которой талантливый художник воспел смелого покорителя космоса батора чувашской земли А. Н. Николаева.

Ярка и своеобразна палитра у П. Кипарисова. В его картине «Песня» изображен дореволюционный чувашский улах — девичьи посиделки.

В центре две подруги поют печальную песню под аккомпанемент сельского гармониста. Девушки, не переставая прясть, слушают песню, готовы вот-вот подхватить мелодию. Тут же старая чувашка. Знакомая песня вызвала в ее душе так много тягостных дум, что она и сама не замечает, как текут по лицу слезы. А в углу — юноша с задумчивым лицом, Константин Иванов, автор «Нарспи». Может, в этот момент родился у него замысел поэмы. Может, одна из этих поющих красавиц станет потом прообразом его героини.

Много хороших картин подарили своему народу чувашские художники.

Если бы произошло чудо и воскрес легендарный пахчась Ямансар, он бы от души порадовался успехам своих талантливых потомков.

Хорошо летом пройтись полевой дорогой. По обеим сторонам проселка высокие хлеба — то пшеница, то рожь.

Чу! Кажется, где-то далеко играет свирель? Да нет, это под вольным полевым ветром нежно посвистывает обыкновенная соломинка. Сомнет волною ветер молочные овсы, ударит в глаза бело-розовая кипень цветущей гречихи. А воздух напоен густым медовым ароматом, и неумолчный пчелиный звон висит над полями.

Пронизанная солнцем зеленокудрая плантация хмеля. Обгоняя друг друга, взбираются по шестам в поднебесье цепкие стебли.

В поле жарко, но прохладно и вольготно в дубраве. Солнечные лучи дробятся в листве и осыпают землю золотыми зайчиками.

Тихо кругом. Лишь кое-где постукивает дятел да стрекочет неугомонная сорока. Вот большой-пребольшой куст орешника, осыпанный уже начинающими желтеть с бочков плодами. Орехи у нас возят из лесу возами.

На перекрестке дорог могучий развесистый дуб. Когда-то дерево считали священным, к нему приносили жертвенные дары. На ветви вешали расшитые полотенца, на землю клали лепешки, разную еду, монеты. Надо было задобрить бога.

Вдали, на зеленом взгорье, Шоршелы. Под ними серебром сверкает Цивиль, чуваши называют ее Сявал, а неподалеку — раздольная Волга.

Чудесны в Шоршелах родники. Вода в них чистая, холодная. И свое название село получило от них. Шоршелы — «белые, чистые ключи».

Тут родился и провел свое детство космонавт Андриян Григорьевич Николаев.

Мой старый друг Васьлей-мучи как-то рассказывал: жил-был в одном селении мудрый шурсухал, глубокий старец. Лет за сто ему было. Приходят к нему однажды сельчане. Спрашивают: «Ты так долго жил на свете. Наверное, многое повидал?»

— Да-а, многое повидал, — задумчиво проговорил шурсухал, — многое. Скамья жизни, она, оказывается, широкая. За свой век даже трижды пришлось мне перейти через большак…

Мудрому шурсухалу, жившему более ста лет, перейти через большак трижды казалось почти чудом. А сын его народа Андриян Николаев десятки раз опоясал на своем космическом корабле земной шар. И это вроде бы стало для нас уже обычным.

В детстве будущего космонавта сельчане звали Ондрейкой. И сейчас еще в школьном саду в Шоршелах по весне распускается яблоня, которую ребята так и называют — Ондрейкина. Это он, Андриян, посадил ее.

В Шоршелах у космонавта родственники, мать Анна Алексеевна. Эта добрая и ласковая старушка живет здесь вместе с семьей младшего сына Петра. Нелегко пришлось семье Николаевых в войну и в послевоенные годы. Дети с малых лет трудились в колхозе, пахали, сеяли, убирали на полях хлеб.

В соседней деревне, что рядом с Новочебоксарском, жила первая учительница Андрияна. Ее зовут Клавдия Ивановна.

— Однажды, — рассказывает Клавдия Ивановна, — Андриян поднял руку и спросил: «А почему звезды не падают? Или они висят на чем?» — «Эх ты, мой мальчик, зайка-всезнайка, — подошла я и погладила его по голове, — не прикреплены они и не повисли. Но все-таки не падают».

И пришлось объяснить по мере возможности строение Вселенной… А потом и сказала всем:

— Сейчас уже самолеты и дирижабли поднимаются высоко в небо. А к тому времени, как вы подрастете, люди, может, полетят и к звездам. Даже, может, кто-нибудь из вас полетит.

В пятнадцати километрах от Шоршел на берегу Волги стоит городок Сендерварри — по-русски Мариинский Посад (когда-то сюда была сослана жена царя Федора Иоанновича — Мария). Здесь после школы в Марпосадском техникуме учился будущий космонавте.

Он и сейчас часто вспоминает, как вместе со школьными друзьями шагал по пятнадцать километров в день — от родных Шоршел До техникума. Трудно было тогда. Шла война. Голодали.

Однажды Ваня, брат Андрияна, потерял хлебную карточку. И братья целый месяц жили на паек одного человека. На лекциях стало клонить ко сну. Говорят, бывает такое, когда человек долго голодает. Андриян старался побороть сон: он слышал и голос преподавателя, но никак не мог полностью прийти в себя. Вдруг перед глазами появилась полная тарелка вареной картошки. Мать говорит ему: «Ешь, сынок, ешь». Вот Андриян стал есть картошку — вкусная, ай какая вкусная картошка!

И в это самое время мать сердито говорит ему:

— Что ты делаешь, Николаев?

— Кушаю, мама.

— Что?.. Что кушаешь?

— Картошку.

Все ребята разом повернулись к нему. Услышав шарканье ног, Андриян пришел в себя…

В Марпосадском народном музее хранится первая трудовая характеристика Андрияна Григорьевича. В ней, в частности, говорится, что за время практики в Чебоксарском лесхозе юноша отличился знанием дела и инициативностью. Задания выполнял всегда основательно и вовремя. Умеет общаться с людьми. После окончания техникума ему вполне можно доверить пост лесного техника, помощника лесничего.

Но другая судьба ожидала чувашского паренька Ондрейку. И где бы ни был, как бы высоко ни поднимался Андриян, всегда с ним, в сердце, родные Шоршелы — чистые ключи и Волга, от просторов которой начинался путь к космическим высотам.

Долгое время историки и литературоведы ломали голову — откуда же родом Василий Иванович Чапаев?

Дело в том, что в двадцатые годы справочники на этот вопрос отвечали по-разному. В одних утверждалось, что место рождения легендарного комдива неизвестно. Другие указывали, что он родился в Саратовской губернии. А соратники Чапаева внесли в это дело еще больше путаницы. Комдив был их любимцем, и каждый хотел числить Чапая своим земляком…