Вадим Артамонов - На суше и на море, 1988 [антология]

Увы, действительность оказалась совсем не похожей на мечты. Прежде всего доктора разочаровал сам Папеэте, вовсе не похожий на райское место: душная, липкая жара, как в бане, обильно сдобренная всюду проникающими москитами. Самое же ужасное — с его деньгами нечего было и думать о покупке пусть даже крошечного острова: ко времени его приезда, в 1902 году, цены на атоллы здорово подскочили. Уильямсу не оставалось ничего другого, как опять заняться проклятыми зубами. Разница по сравнению с Сент-Томасом состояла лишь в том, что он был единственным дантистом на Таити, и ему приходилось лечить и живших там французов, и местных туземцев, и даже самого короля Помаре V и его двор. Французы расплачивались Франками, полинезийцы — цыплятами, бананами, манго, рыбой, папайей и даже — к сожалению, слишком редко — жареными поросятами. Помаре V и его принцы и принцессы не платили ничего, считая, видимо, что честь поставить пломбу или коронку в королевском рту сама по себе служит достаточной наградой.

Несмотря на это, доктор Уильямс, или, как его запросто называли в городе, «док Вилли», подружился с «его полинезийским величеством». Помаре V был неистощим на всяческие выдумки и шутки, что было редкостью в сонном, разомлевшем под тропическим солнцем Папеэте. Однажды сей король прибыл к доктору Уильямсу с необычным вопросом:

— Почему ты никогда не присылаешь ни мне, ни моим родственникам счета за лечение? Ведь ты всем им поставил золотые пломбы, — при этом Помаре V чуть улыбнулся, обнажив два ряда сверкающих золотых коронок, которые были исключительной привилегией его величества, вызывавшей жгучую зависть принцев и принцесс, — а это стоит немалых денег, не так ли?

— Ваше величество, — позволил себе улыбнуться в ответ «док Вилли», — во-первых, я считаю большой честью сверлить королевские зубы. Во-вторых, как-то не принято посылать счета монархам. А в-третьих, я тешу себя надеждой, что со временем смогу добавить на своей вывеске слова «Придворный дантист Его величества короля Помаре V».

— Все это так, но я полагаю, что это слишком ничтожное вознаграждение за твои труды. К тому же любой честный король должен честно платить свои долги. Увы, — вздохнул Помаре V, — в казне таитянских королей никогда не водилась звонкая наличность. Насколько мне помнится, ты когда-то собирался приобрести остров. Так вот, я дарю тебе целый архипелаг Тетиароа…

Тетиароа лишь с большой натяжкой можно было назвать архипелагом. Он состоял из кораллового атолла площадью 160 акров да дюжины крохотных островков. Когда-то в лагуне Тетиароа добывали жемчуг, но все раковины на дне давно подобрали, и несколько туземцев, обитавших на нем, кое-как перебивались рыбной ловлей да сбором кокосовых орехов. И все же доктор Уильямс несказанно обрадовался щедрому королевскому подарку. Его мечты наконец-то сбылись!

К сожалению, доктор куда лучше разбирался в зубах, чем в характерах людей. Он упустил из виду маленькую деталь: то, что Помаре V был большой шутник.

…Семидесятитонную шхуну «Флер» никак нельзя было назвать красавицей. В свое время она была окрашена белой краской, которая давно облезла, уступив место грязным пятнам разнообразной формы и размеров. Но Уильямс ни за что бы не променял эту пропахшую керосином посудину даже на шикарную океанскую яхту: ведь «Флер» мчала его со скоростью четырех узлов к собственным владениям! Канадец не отрывал глаз от приближающегося острова. Вон та белая пена прибоя означает риф, окружающий лагуну. Сейчас шхуна войдет в проход, и он наконец-то ступит на свою землю!

Но «Флер» понадобилось целых два часа, чтобы одолеть оставшиеся несколько миль, осторожно проскользнуть по извилистому каналу в рифах и бросить якорь у берега. И тут взору Уильямса открылась та самая идиллическая картина, которую так красочно рисовала рекламная брошюра. В безоблачном небе уже ярко сияло солнце, но в воздухе еще чувствовалась утренняя прохлада. Поверхность лагуны напоминала голубое зеркало, а глубоко внизу между кораллами сновали разноцветные рыбки.

Не дожидаясь, пока матросы-канаки закрепят трап, доктор Уильямс спрыгнул на берег и пошел по едва заметной в густой траве тропинке, петлявшей между спускавшимися к самой воде кокосовыми пальмами. Вскоре тропинка вывела его к круглой туземной хижине с островерхой крышей. Она стояла под раскидистым деревом с большими красными цветами, окруженная, как изгородью, кротоновыми кустами с золотистыми листьями. У входа в хижину его ждал невысокий полный туземец в одной лишь парео — ярко-желтой набедренной повязке. Он уже издали начал приветливо улыбаться доктору, но в последний момент вдруг резко нагнулся, схватил с земли толстый сук и что есть силы запустил его в траву рядом с тропинкой.

От изумления Уильямс застыл на месте.

— Простите, господин, крысы совсем одолели, — радостно сообщил туземец, обнажая в улыбке ослепительно белые зубы. — Эти бестии здесь прямо-таки кишмя кишат. Шагу ступить нельзя. Раньше хоть те орехи, что падают, прогрызали, а теперь по пальмам лазить научились. Чуть запоздаешь, раньше тебя все орехи снимут. Из-за них в этом году копры и на полшхуны не наберется…

Он радушным жестом повел вокруг себя рукой, как бы приглашая нового владельца Тетиароа полюбоваться исцарапанной корой пальм, из крон которых торчали лишь жалкие перегрызенные черенки кокосовых орехов. На следующее утро Уильямс и сам убедился, насколько прожорливы хвостатые твари. Когда он спустился к берегу лагуны, где накануне со шхуны выгрузили кадки с саженцами пальм, то с отчаянием обнаружил, что крысы успели полакомиться ими. Они прогрызли кору на стволах и выели нежную сердцевину. В течение следующих нескольких дней крысы словно бы издевались над хозяином острова. Они сновали чуть ли не под ногами, нагло карабкались на его собственные — подумать только! — пальмы, устраивали на песчаном берегу целые сражения из-за выброшенной волнами дохлой рыбы. Его присутствие крысы, просто игнорировали. Если же он подходил с палкой слишком близко, то они моментально скрывались в ближайшей норе, которыми, словно сыр, был продырявлен весь остров.

— Мне не оставалось ничего другого, как объявить крысам войну не на жизнь, а на смерть… — рассказывал доктор Уильямс Сомерсету Моэму, когда тот в 1917 году приехал на Таити собирать материалы для книги о Гогене и, естественно, в первые же дни познакомился с владельцем необычного острова: дантист к этому времени стал британским консулом в Папеэте. — Я пообещал туземцам прислать яд и к тому же установил премию за каждый десяток уничтоженных мародеров. Расчет мы договорились производить по предъявленным мне хвостам.