Феликс Пальма - Карта хаоса

– Артур, однажды я хотел биться с тобой об заклад, что ты никогда не заставишь меня поверить в то, во что я тогда не верил. Так вот, обещаю больше не спорить с тобой до конца своих дней.

– Ладно, Гиллиам, как раз сейчас не лишним было бы поспорить в последний раз… – Конан Дойл улыбнулся. – Давай-ка, а? Ты веришь, что мы выберемся живыми из этого ада?

Я пойду их искать! – заявил Уэллс решительно.

Он оторвал от себя руку Джейн и сделал пару шагов к главному входу, хотя через огромные окна было видно, что внутри все уже охвачено пламенем.

– Ну, пожалуйста, Берти… – взмолилась Джейн. – Чем ты сможешь им помочь? Артур и Монти – сильные мужчины…

– Не знаю чем! Как не знаю и того, что происходит там внутри. Может, невидимка уже расправился с ними, а теперь нацелился на нас… – сказал Уэллс, оглядываясь по сторонам, при этом на лице его читались и раскаяние и страх. – Надо было делать, как велел Конан Дойл! Уехали бы пятнадцать минут назад, успели бы уже добраться до деревни и отправить сюда помощь! А сейчас, судя по всему, для помощи слишком поздно. И виноват во всем я.

– Ты не можешь винить себя за то, что выслушал последнюю просьбу умирающего, Берти, – прошептала Джейн, скользнув взглядом по лежащему на земле телу кучера. – Ты же не виноват, что…

– Но его вина – это и моя вина, разве не так? – перебил ее Уэллс, кивнув в сторону старика, и тотчас, к ужасу жены, засмеялся истерическим, почти безумным смехом. – Конечно, моя!

Он широкими шагами приблизился к Баскервилю, опустился рядом с ним на колени, и терзавшая его почти детская обида уступила место искренней жалости. Глубоко запавшие глаза кучера были закрыты, голова покоилась на пальто Уэллса, лицо стало пепельно-серым, нос заострился и торчал вверх, как нос тонущего корабля. Уэллс приподнял плед, которым укрыли раненого, – по ткани расползлось большое темное пятно, – и, бросив быстрый взгляд на тело несчастного, поскорее снова опустил плед.

– Он еще дышит, но очень слабо. Думаю, ему недолго… – Джордж встал, не закончив фразы. Джейн тихонько всхлипывала. – Не плачь, дорогая, он уже не страдает и скоро упокоится в мире. Он успел сказать нам все, что хотел. И мы больше ничего не можем для него сделать. Теперь пора подумать как о себе самих, так и о наших друзьях… Господи, наверное, лучше было не терять понапрасну времени и не слушать его!

– Ты это серьезно? – удивилась Джейн. – Ты действительно предпочел бы не знать того, что он нам рассказал?

– Да! Нет! Пожалуй… Ох, Джейн, ну разумеется я предпочитаю все знать! Хотя история совершенно невероятная… Но… А если ценой этого знания станет жизнь наших друзей?

– С ними все будет хорошо, Берти, я уверена… Подожди, они вот-вот появятся…

– Почему ты так думаешь? – Уэллс с отчаянием посмотрел в сторону дома. – Я все-таки пойду за ними, Джейн.

– Даже не думай, Герберт Джордж Уэллс! Я не допущу, чтобы ты погиб в этом заколдованном доме, будь он неладен! Ты хочешь, чтобы я стала первой женщиной в мире, которая дважды овдовела за один-единственный день?

Но прежде чем Уэллс успел ответить, дверь распахнулась, и оттуда выскочили две охваченные пламенем фигуры. Пара живых факелов прорезала ночной мрак.

– Фу ты, дьявол!.. – воскликнул Уэллс.

Как будто исполняя хорошо отрепетированный танец, Мюррей с Конан Дойлом синхронно сорвали с себя горящие мешки, отшвырнули их подальше, а сами стали кататься по земле, вопя то ли от боли, то ли от радости. Джейн и Уэллс кинулись к ним, еще до конца не поняв, в каком состоянии найдут своих друзей, но те уже поднимались на ноги – с шуточками и смешками, словно только что прокатились на салазках с горки, а не прорвались сквозь огненную стену. Волосы у них были опалены, одежда дымилась, но, если не считать окровавленной руки Конан Дойла и легких ожогов у обоих, выглядели они неплохо. Все четверо кинулись обниматься, и общий восторг был таким, что Мюррей даже отважился звучно поцеловать Джейн в губы. Учитывая ситуацию, Уэллс воспринял это с пониманием, однако постарался, чтобы и Артур не выразил своего ликования таким же манером. После объятий начались рассказы о пережитых событиях, несколько, правда, сбивчивые: человека-невидимку сразил лучший, по мнению Конан Дойла, выстрел из всех виданных столетними стенами Брук-Мэнора. Однако раненый исчез, прежде чем они успели схватить его, и унес с собой тайну своей непостижимой подлости.

– Но ты можешь не тревожиться, Джордж, думаю, у твоего человека-невидимки отпала всякая охота впредь беспокоить нас, – с театральным пафосом заявил Мюррей, в то время как симфония глухих взрывов, доносившихся из здания, усиливала мрачный смысл его слов.

– А я вот не разделяю твоей уверенности, – возразил Конан Дойл. – Вряд ли это следует считать финальной точкой в нашей истории. Боюсь, очень скоро мы снова услышим о нем… И не стану скрывать: я просто мечтаю об этом. Мне не терпится узнать, кто он такой, откуда так хорошо знает Джорджа и что ему, черт возьми, нужно… Меня теперь гложет мысль, что пока мы лишь подарили миру еще одну тайну!

Уэллсы переглянулись, и Артур это заметил.

– Что еще? – спросил он подозрительно.

Ни один из супругов не решился ответить на его вопрос. Он забеспокоился:

– Что-то случилось, пока мы были внутри? Почему вы не отправились за помощью? Как Вуди?

– Твой секретарь, надеюсь, в полном порядке, о нем можешь не беспокоиться, – сказал Уэллс, радуясь, что способен вот так просто ответить хотя бы на один вопрос. – Он в экипаже. Все еще не пришел в сознание, но пульс и дыхание у него нормальные. Видно, это результат потрясения.

– А Баскервиль? – спросил Мюррей печально. – Он уже…

Джейн вскрикнула:

– О нет! Я совсем забыла про моего дорогого Берти! – И она бросилась к кучеру, опустилась на колени и с бесконечной нежностью взяла старика за руку.

– Он еще жив? – поинтересовался миллионер.

– Надеюсь, да… – ответил Уэллс.

– Позволь, а почему она назвала его “мой дорогой Берти”? – спросил Конан Дойл прищурившись. – И какого черта вы не увезли отсюда раненых и не отправились за помощью? Я отдал вполне четкий приказ, Джордж! – С этими словами он стал сооружать из носового платка повязку для своей покалеченной руки.

– Не знал, что мы находимся на армейской службе, Артур, – произнес Уэллс скорее устало, чем с иронией. – Вообще-то мы так и хотели поступить, но Баскервиль не позволил поднимать его в экипаж.

– И вы послушались стариковского бреда? – возмутился Мюррей.

– Поверь, он не бредил, – стал оправдываться Уэллс. – Он умолял не трогать его, потому что все равно не перенесет поездку. Кроме того, он хотел непременно кое-что рассказать нам перед смертью, сообщить ужасно важную вещь – для нас и для всего… мира. Мы положили его на землю, укрыли пледом и… выслушали… эту невероятную историю.