Феликс Пальма - Карта хаоса

Уэллс пожал плечами:

– Все дело в том, что я, разумеется, не узнал в Баскервиле незнакомца с набережной, хотя, едва я оказывался рядом с ним, со мной начинало твориться что-то неладное – на меня накатывала необъяснимая тоска, совершенно необъяснимая… И, как я понял сегодня, дело было, скорее всего, в этой немыслимой ситуации, ведь я видел самого себя. А может, его присутствие возвращало мне то чувство беспросветной печали, которым была окрашена моя юность, не знаю… Ясно одно: внезапная тоска одолевает меня, только когда он оказывается поблизости, вот почему мне не нужно никаких других доказательств … – Уэллс устало вздохнул, поскольку сейчас он свято верил в то, о чем говорил, и тем не менее какой-то части его разума это представлялось немыслимой чушью. – После встречи на набережной мы больше не виделись. Но он продолжал наблюдать за мной и убедился, что я в точности повторяю его жизнь… За исключением кое-каких деталей: скажем, у нас были разные шрамы. И это привело моего двойника к великому открытию. Хотя понадобилось немало лет, прежде чем он разгадал причину наших с ним различий и сделал вывод, что переместился не просто…

– …В прошлое, а в другой мир! – перебил его Конан Дойл.

Уэллс удивился:

– Именно так он мне и сказал. Но ты-то откуда, черт возьми, это узнал…

– Элементарно, дорогой Джордж! Когда твой двойник явился сюда, он решил, будто попал в прошлое. Ему и в голову не приходило, что он мог попасть в другой мир. Да и кому бы такое пришло в голову? Но потом он начал замечать мелкие различия в ваших жизнях… Лишь много позже он понял, что попал в другой мир, почти идентичный, хотя кое-что здесь все-таки происходит не в точности так же.

Уэллс лишний раз подивился дедуктивным способностям друга.

– Ту же ошибку совершил и ты, когда пересекал розовую долину, Гиллиам, – сказал Конан Дойл, теперь обращаясь к миллионеру. – Ты считал, что путешествуешь по четвертому измерению и направляешься в будущее, хотя на самом деле ты наверняка двигался к порталу, который вел в другой мир… – Мюррей бросил на него косой взгляд. – О, не сердись, Гиллиам. Считать себя путешественником во времени, когда на самом деле ты перемещаешься из мира в мир, – общее заблуждение. И вот ведь что в итоге получается: мир Баскервиля и наш мир существуют параллельно, – вывел он с горевшими от возбуждения глазами. – Возможно, их разделяет микроскопическая дистанция, как ты и написал в “Чудесном посещении”, Джордж.

Уэллс был потрясен: в очередной раз судьба сталкивала его с тем, что он сам же и придумал. Он тряхнул головой, будто отгоняя навязчивую мысль, и попытался сосредоточить все внимание на разговоре с Конан Дойлом.

– Боюсь, так оно и есть. Хотя, на мой взгляд, существуют вовсе не два мира. Их по крайней мере три: наш, мир Баскервиля и тот, что мы видели в зеркале, поскольку мы видели там реальность, отличную от двух первых. Реальность, очень похожую на нашу, но в чем-то и другую – там, например, Эмма по-прежнему жива. Однако Баскервиль пришел не из того мира. Он сам мне об этом сказал, когда я описал ему сцену в зеркале. И сказал очень твердо. Короче, у нас есть уже три мира, – заключил Уэллс не слишком уверенно.

– А почему ты выбрал именно число три? Не логичнее ли допустить, что количество миров… бесконечно? – с азартом возразил ему Артур. – Я, например, считаю, что миров гораздо больше, их столько, сколько порталов выходит на розовую долину тростниковых людей, даже больше…

Гиллиам, до этого молча слушавший их разговор, спросил:

– А какая все-таки разница между миром из зеркала и миром, откуда прибыл твой двойник, Джордж?

– Что?

– Не притворяйся, ты прекрасно слышал мой вопрос. Почему Баскервиль уверен, что явился не из того мира, который мы видели в зеркале? То есть, выслушав твое описание, он обнаружил некие отличия. Какие же? Это связано с Эммой?

– Э-э… По правде сказать, мы не углублялись в детали, – промямлил Уэллс.

Мюррей глянул на него с подозрением:

– Я слишком хорошо тебя знаю, Джордж, и сразу вижу, когда ты лжешь! Что ты хочешь скрыть? Откуда Баскервиль знает, что мир в зеркале – не его мир? Или Эмма там тоже погибла? Или там не было никакой аварии и мы с Эммой живы? Оба живы? – Мюррей схватил Уэллса за плечи и встряхивал при каждом вопросе. Наконец он словно сдулся: – Но ведь такого не может быть, правда? Это было бы хорошей новостью, и ты не стал бы ее утаивать. Тогда… – Он, кажется, понял, что стояло за молчанием друга, и сдавленно всхлипнул. – Проклятье! Ты понял, что существует бесчисленное количество миров, но ни в одном из них нам с Эммой не суждено быть счастливыми?..

– Ничего подобного, Гиллиам, – постарался успокоить его друг, правда, говорил он так, будто слова застревали у него в горле. – Я торопился задать твоему кучеру много разных вопросов, а он слишком быстро терял силы…

– Конечно же у тебя было много вопросов! На самом деле и у меня тоже есть кое-какие, – вмешался Конан Дойл, который посчитал, что сейчас не самое подходящее время для бурных сцен или нытья. – Например, кто такой этот невидимка? Ты спросил про него старика, Джордж?

– Разумеется спросил! За кого ты меня принимаешь? – насупился Уэллс, не выпуская из поля зрения Мюррея, который с мрачным видом сделал несколько шагов в сторону от них. Разговор явно перестал интересовать миллионера. – Баскервиль сказал, что этого не знает. До сегодняшнего дня он не сталкивался с невидимыми людьми, по крайней мере ни одного такого, по его словам, не встречал, что, собственно, звучит вполне логично, хотя кучер уверен в другом: существует какая-то связь между нашим невидимкой и теми загадочными людьми, которые последние два года охотились на него самого, собираясь, вне всякого сомнения, убить.

– Черт! А я-то считал, что только моя жизнь полна захватывающих событий… – удивился Артур.

– Он называет их Охотниками, – объяснил Уэллс. – Да и мы с вами таких встречали. Помните, что случилось у здания Оперы, когда Гиллиам спас Джейн?

– Еще бы! Разве я могу забыть день, когда началась наша с тобой дружба! – угрюмо согласился Мюррей.

Уэллс вздохнул:

– Тогда ты наверняка помнишь и того странного типа в плаще и шляпе, который напугал лошадей, а потом куда-то умчался. – Миллионер словно нехотя кивнул. – Это был один из этих Охотников. И угадай, за кем он гнался! За Баскервилем! Потому что Баскервиль находился там же, прямо за твоей спиной, и слушал нашу беседу. Так он, кстати, узнал, что ты намерен расстаться со своим кучером, и вскоре предложил себя на его место. Как я уже сказал, главной отрадой для старика было наблюдать за нашей жизнью – моей и Джейн, но еще и за вашей с Эммой, потому что в том мире вы были его лучшими друзьями. Он знал, что теперь тебя зовут Монтгомери Гилмор, и даже стоял среди зрителей на том цирковом представлении, когда ты просил руки Эммы. А помнишь человека, которого мы приняли за стражника из Принстаунской тюрьмы в день нашей первой поездки в Брук-Мэнор?