Феликс Пальма - Карта хаоса

Мюррей опустил голову, взор его затуманила пелена слез. Джейн рыдала во весь голос. Уэллс встал на колени рядом с ними и растерянно смотрел на старика, пытаясь осознать, что присутствует при собственной смерти.

– Джордж, ради бога… – произнес он, – нам надо знать, где находится “Карта хаоса”.

Старик лежал теперь с широко открытым ртом, грудь его судорожно вздрагивала. Он глянул на Джейн и постарался этим взглядом выразить всю свою любовь. Затем глаза его заметались, пока не остановились на двойнике.

– Отыщите агента Корнелиуса Клейтона из спецподразделения Скотленд-Ярда, – уже совсем слабым голосом проговорил он. – Книга у него. И будь очень осторожен, Джордж. Боюсь, висящее на мне проклятие подспудно действует и…

Он не смог закончить фразу. Глаза его стали размером с блюдце, грудь приподнялась на пару сантиметров. Джейн пронзительно вскрикнула. Несколько секунд старик силился втянуть воздух, который вдруг сделался ужасно вязким, но тело его обмякло, взгляд начал туманиться, пока свет в нем окончательно не погас. Конан Дойл молча молился, понимая, при каком чуде только что присутствовал. А молодой Уэллс положил пальцы на сморщенные веки, какими когда-нибудь станут его собственные, и легчайшим движением, словно перелистнув страницы требника, опустил их навсегда.

И в тот же самый миг тело старика исчезло.

Долго еще слышался неподалеку треск занятого своим делом огня, который небрежно метил золотыми мазками и деревья, растущие вдоль подъездной аллеи, и четыре молчаливые фигуры, и кусок пустоты, которую оставил по себе кучер, – она свидетельствовала, что есть и другие миры, кроме известного нашим героям. Может быть, этих миров три. А может, сотни, тысячи, миллионы. Может быть, им нет числа. И в одном из них на пустоши, очень похожей на эту, вдруг, будто возникнув из ночного мрака, появилось безжизненное тело старика, чтобы добавить в тот, другой, мир еще одну загадку.

Ты вдруг почувствовал чье-то дыхание у себя за плечом? Наверное, кто-то читает книгу вместе с тобой. Но пусть это не останавливает тебя, отважный читатель, так как мы добрались до той части повествования, где все вопросы найдут свои ответы, включая и тайну моей личности.

Возможно, твое представление о мире изменится. Возможно, твои кошмарные сны при свете дня перестанут казаться тебе такими уж безобидными. Возможно, впредь ты не сможешь с прежним спокойствием смотреться в зеркало… И уж поверь мне: за столь скромную цену тебе нигде не получить большего.

Наверное, падение в колодец длится уже несколько веков или тысячелетий, подумалось ему, но в таком случае можно немного и вздремнуть, разве это что-то изменит? Уэллс начал было похрапывать, и тут – бах! – треснулся обо что-то твердое и холодное.

Исполнителю 2087V хотелось бы или совсем избавиться от чувства вины, сжигавшей его изнутри, или ощущать вину еще острее – чтобы она заставила его посягнуть на собственное существование. И в случае, если бы он решился отключиться, то есть перестать делать ужасную работу, для которой его изготовили, он смог бы наконец отдохнуть – обрести вечный покой там, где никто и ни в чем не бывает виноват. На беду, настройка чувств зависела не от него, а от тех, кто имплантировал в самый труднодоступный участок его глубокой памяти молекулярный код, созданный специально для формирования личности идеального убийцы. Исполнитель не мог не признать, что ученые выполнили свою работу безупречно, и даже если что-то не срабатывало, как в его случае, когда жизнь пробивалась сквозь густую защитную сетку, а чувства выходили из-под контроля, хитроумная программа, вживленная в его организм, реагировала должным образом и тем или иным способом исправляла ошибку. Чувство вины, неизменно мучившее его после убийства невинных, подавлялось чувством еще большей вины при одной только мысли, что он может отказаться убивать и нарушит тем самым свой долг. Да, макиавеллиевы умы, слепо преданные Высшему знанию, проделали с ними огромную работу, кто бы сомневался. Но работа эта на поверку оказалась столь же виртуозной, сколь и бесполезной.

Исполнитель печально улыбнулся, хотя вернее было бы сказать, что его губы выгнулись дугой, как бельевая веревка, на которую уселось слишком много воронья. Сохраняй состояние спокойствия, приказал он себе, все это уже не имеет никакого значения, всему вот-вот придет конец, все мы умрем… Он почувствовал в этой мысли великую истину, а еще он почувствовал утешение, а также отчасти умиротворение. Затем Исполнитель постепенно ослабил свои показатели жизнедеятельности – до такой степени, что, когда тенью тени проскользнул мимо кота, дремавшего на подоконнике, тот и ухом не повел.

С такими делами Исполнитель справлялся ловко. Так он отлично знал: если животные их чуяли, они впадали в истерику, и единственный способ избежать этого – войти в состояние на грани гибернации, когда твои движения не воспринимаются чьими-то чувствами – как, скажем, полет облаков в небесах. Это было то эмоциональное состояние, которое больше всего годилось для выслеживания добычи. Потом, когда шла настоящая охота и наступал наконец момент казни, следовало открыть дорогу и другим чувствам: азарту, ненависти, удовольствию, печали… ну, и чувству вины, прежде всего чувству вины… И тогда уже не важно, что все собаки и кошки в округе завоют и замяукают как ошалелые, извещая луну о его появлении. Когда жертва перед ним и смотрит ему в глаза, не понимая, почему должна умереть, спасения для нее нет.

Он дошел до нужного дома и пересек маленький сад. Если бы тьма не была такой плотной и если бы Исполнитель не растворился в ней полностью, я мог бы описать вам его движения, но теперь мне приходится лишь воображать эти по-кошачьи мягкие шаги, заставлявшие легко колыхаться широкий плащ. Исполнитель без труда открыл окно на первом этаже и проник в маленькую гостиную, погруженную в полумрак. Затем поднял вверх трость, и восьмиконечная звезда на рукоятке слабо завибрировала, извещая, что дом пуст. На всякий случай Исполнитель решил обойти все комнаты одну за другой – отчасти потому, что не доверял детекторам, которые в последнее время работали далеко не безупречно, отчасти – из-за болезненной потребности, всегда толкавшей его хоть что-нибудь узнать о жизни тех, кого требовалось уничтожить. Кто обитает, например, здесь? Что это за человек? Исполнитель не знал. Не знал ничего, кроме того, что в доме живет тот, кто однажды совершил прыжок. Недавно, когда Исполнитель шел по следу разрушителя второй степени, он обнаружил в этом самом доме остаточную ауру латентного прыгуна и зафиксировал в памяти адрес, чтобы позднее вернуться. Хотя и не исключал, что его детекторы безнадежно обезумели и в результате он убьет не просто невинного – в общем-то все его жертвы были невинны, – но невинного и совершенно здорового человека…