Феликс Пальма - Карта хаоса

Неожиданно муж вскрикнул, открыл глаза и схватил себя за левую руку – так что половина вина все-таки выплеснулась. Он выглядел совершенно растерянным.

– Что с тобой, Берти? – встревожилась Джейн.

Уэллс подождал, пока сможет окончательно вернуться к реальности, а потом пробормотал:

– Я только что видел Ньютона… И он меня укусил.

– Нашу собаку?

– Ну разумеется, дорогая. Не ученого же.

Джейн пропустила мимо ушей последнюю колкость.

– Что значит: он тебя укусил?

– Ну… Он укусил, понятное дело, не меня, а двойника, с которым я установил связь, – начал объяснять Уэллс, машинально потирая левую руку. – Двойник, кстати, был еще совсем юным, почти мальчишкой. Там стоял прекрасный солнечный день, и он гулял по полю, но тут из кустов выскочил Ньютон. Пес казался очень напуганным и сильно нервничал. Возможно, просто учуял мой запах, хотя видел, что это не я. Короче, он кинулся на мальчишку и укусил за руку.

– А ты уверен, что это был наш Ньютон? – Джейн все никак не желала поверить мужу.

– Да, это был он, дорогая, разумеется, он. Собака с белым пятном в форме сердечка на лбу.

– Господи… А что сделал мальчик?

– Ну… он ударил его ногой.

– Берти, как ты мог!..

– Это был не я, Джейн! – стал оправдываться Уэллс. Потом прочистил горло и добавил: – Ньютон заскулил и… понимаешь…

– Что? Ради всего святого, Берти, что…

Уэллс со скорбным видом взял ее за руку:

– Мне очень жаль, но в тот миг по дороге катил экипаж, и Ньютон…

– Нет! – вскрикнула Джейн, закрыв лицо руками, и громко зарыдала.

– Не плачь, дорогая, – попытался утешить ее Уэллс. – В любом случае он прожил вполне счастливую жизнь.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю, потому что после… после этого несчастья… к Ньютону подбежала женщина и взяла его на руки.

– Женщина?

– Да, его хозяйка. Она объяснила мальчику, что собака убежала от нее во время прогулки. Потом женщина увидела кровь на руке у мальчика и пришла в ужас. Сказала, что не понимает, как такое могло случиться, что Бобби очень добрая и ласковая собачка, за все те годы, что он прожил в их семье – они нашли его в поле под Оксфордом, – никогда никого не кусал. – Уэллс нежно погладил жену по голове. – Дорогая, она по-настоящему любила Ньютона. Я сам видел, как горько она плакала, как обнимала его, словно пытаясь вернуть к жизни теплом своего тела… Это значит, что наш Ньютон нашел хороших хозяев и был очень счастлив.

Но его слова не могли утешить Джейн, и Уэллс примолк, дав ей время отплакаться. Джейн ни на миг не забывала Ньютона и мечтала, чтобы он был жив и здоров там, куда попал. Поэтому весть о гибели собаки причинила ей сильную боль. И когда она подняла наконец залитое слезами лицо, ее взбесил вид мужа, который сидел с совершенно сухими глазами, устремив взгляд в пустоту.

– Герберт Джордж Уэллс, как ты можешь быть таким бесчувственным! Неужели тебе совсем безразлично, что случилось с Ньютоном? Ведь это мы во всем виноваты… на самом деле виноват ты! Ты привил ему проклятый вирус! Ты…

– Ну, полно, изволь успокоиться.

Джейн тотчас перестала плакать, с удивлением услышав эту старомодную формулу, произнесенную к тому же тоном, который они оба давно успели позабыть.

– Послушай меня, Джейн, – продолжил Уэллс, не давая себя перебить. – Мне страшно жаль, что ты так переживаешь, и я хотел бы облегчить твое горе по двум причинам: во‑первых, потому что смотреть на твои страдания тяжело, а во‑вторых, потому что боль замутняет рассудок. А мне твой рассудок очень нужен, Джейн, нужен именно сейчас. Подумай сама, дорогая, прошу, подумай… Как ты правильно отметила, я ввел собаке вакцину. Когда мы попали сюда, выяснилось, что прививка действует… Как ты считаешь, что будет, если Ньютон передал вирус моему двойнику? Возможно, теперь вирус стал более заразным и даже успел мутировать, то есть обрел активность, перейдя к человеку…

– Но… О, клянусь бородой Кеплера!.. – воскликнула Джейн, как только мысль мужа дошла до нее. – Если вирус начнет распространяться среди людей и те примутся скакать из мира в мир… Что тогда будет, Берти?

Уэллс посмотрел на нее очень серьезно:

– Не знаю, дорогая… Но, боюсь, тогда я окажусь виновным не только в гибели собаки.

Тем не менее какое-то время ничего особенного не происходило. Укушенный собакой мальчик и не думал прыгать из своего мира в какой-то другой, словно перебираясь через реку по торчащим из воды камешкам. Он продолжал жить, копируя банальные события из жизни большинства своих двойников, хотя ничего о них, надо напомнить, не знал. Не знал он, разумеется, и того, что шрам на левой руке отличал его отныне от прочих смертных и делал единственным и неповторимым, поскольку тяпнувшая мальчика собака тоже была единственной и неповторимой – ни в одном другом мире она не кидалась на людей, будто выполняя кем-то заранее намеченный план.

Несколько месяцев посвятил Уэллс наблюдениям за этим двойником, которого стал явно выделять среди прочих. Одновременно он выискивал у себя какие-то симптомы, хотя, какие именно, толком и сам не знал: необычные сновидения, странные ощущения… – все, что указывало бы на присутствие вируса в его организме. Однако, кроме сильной простуды с высочайшей температурой, которая свалила биолога сразу после нападения Ньютона на мальчика, ничего серьезного с ним не случилось. Но простуда прошла без очевидных последствий. Пролетело два года, и Джордж отбросил мысль, что она была каким-то образом связана с вирусом. Вирус, судя по всему, не передавался от животных к человеку, а если и передавался, то не запускал никаких скрытых механизмов в мозгу – то есть люди могли жить с ним и дальше, не подозревая, что в крови у них поселился микроорганизм, синтезированный в далеком мире.

В любом случае, думал Уэллс с явным облегчением, вполне логично, что вирус хронотемии не действует, ведь, когда его вводили Ньютону, создание вакцины проходило лишь опытную стадию. Скорее всего, нужно было еще многое дорабатывать. Тем не менее супруги с большой тревогой наблюдали за укушенным двойником, жившим в мире, где часы бежали быстрее, чем в их теперешней реальности.

Уэллсы понемногу успокаивались и вечерами снова стали садиться к камину, чтобы заглянуть в другие миры – просто ради удовольствия. Обретенный за годы опыт помогал уноситься с каждым разом все дальше и устанавливать контакты с двойниками, уже совсем мало на них похожими. Они вторглись в причудливый мозг некоего Уэллса, который убивал проституток, вспарывая им животы. Или в мозг Уэллса-пианиста, где царила идеальная гармония. Или в светоносную душу набожной Джейн. И чем дальше улетали они от нынешнего своего мира, тем непостижимей казалась им личность новых двойников. Порой Уэллсы с удивлением обнаруживали, что именно в самых дальних мирах звучали самые восхитительные ноты всеобщей мелодии. Они заглянули в чудесные и невероятные миры, где человеческая раса слилась с окружающей природой, результатом чего явились люди – летучие мыши, женщины-волчицы и девочки-дожди. А также в миры, где роботы завоевали планету и почти уничтожили человечество, а сопротивление им оказывал лишь небольшой отряд храбрецов под руководством бравого капитана Шеклтона. И в миры, где имелось гораздо больше красок, или в такие, где обитали люди с одним-единственным глазом посреди лба, или в миры, где можно было левитировать и ходить по воде яко по суху, потому что законы природы там были совсем иными. Описать все это друг другу Уэллс и Джейн не могли, не прибегая к метафорам и сравнениям, отчего увиденные чудеса несколько тускнели.