Владислав Покровский - Курьер. Книга вторая

— Огонь! — скомандовали сзади. Я сжался… однако ничего не произошло, всё было тихо и спокойно. Как и всегда… Я недоумевающе прислушался.

"Ну и чего ты ждёшь?!" — вопль Грина едва не сбил меня с ног, я закачался, оглушённый его криком, и быстро повернулся, моментально зверея от радости.

Шесть пар застывших глаз, шесть стволов, нацеленных мне в грудь, шесть замерших, искривлённых жуткими улыбками и жаждой расправы морд… Шесть тел, шесть умов, шесть несбывшихся надежд их матерей, шесть подонков, взявших в свои грязные кривые ручки возможность решать чужие судьбы и поверивших в своё право на это… Шесть… Я задрожал от бешенства, глядя на них.

Зверь внутри меня тихонько поскрёбся в дверь моего сознания, спрашивая позволения войти. Я подумал немного, взвешивая всё "за" и "против", и отпустил удила, давая ему волю — пусть порезвится, когда ещё придётся. Освободившись от оков нравственности и морали, я хищно потянулся всем телом, вытягиваясь в струну, затем встряхнулся, сбрасывая напряжение, и зарычал, распаляя себя.

Шестеро вдруг задрожали, как-то странно заколыхались, на мгновение исчезли, затем снова появились, их тела сместились на несколько сантиметров, позы чуть изменились, глаза ожили на мгновение, пальцы чуть придавили спусковые крючки…

"Кто-то мешает мне! — закричал Грин в моём сознании. — Они ломают все мои блоки и сбивают захват матрицы! Шевелись же! Не стой столбом!".

И я прыгнул вперёд, растопыривая полусогнутые пальцы. Тела двух патрульных ожили ещё на одно мгновение, этого хватило, чтобы вырвать из их рук штурм-пистолеты и нанести страшные удары рукоятями в виски. Я ужом скользнул между двумя, разворачиваясь в пируэте, одна рука схватила патрульного за подбородок, вторая упёрлась в шею — рывок! И я уже атакую четвёртого…

Секунды, которые предоставил мне Грин, оказались слишком короткими — что-то у меня в голове вдруг запищало, затем оглушительно хлопнуло, и тела патрульных тотчас ожили, но, несмотря на всю их скоротечность, они спасли мою жизнь. Трое патрульных рухнули на земли бездыханными, четвёртый крутнулся на месте, пытаясь определить, где я, я атаковал его сзади, ударив под колено, а затем нанёс сокрушительный удар костяшками пальцев в основание черепа. Патрульный хрюкнул и упал, я молниеносно скакнул к пятому. Дуло штурм-пистолета упёрлось мне в грудь, я метнулся в сторону, мой палец ткнулся в основание ладони и почти сразу же вторая рука обрушила сокрушительный удар сложенными в клюв пальцами под подбородок. Голова патрульного дёрнулась вверх, хрустнуло, я нырнул под его руку, перехватывая падающий штурм-пистолет, приседая на колено, и разрядил всю обойму в грудь последнего конвоира.

Над головой вдруг раздалось характерное гудение — приближался то ли скутер, то ли флаер. Это либо был этот мерзкий старец, либо… я потёр руки, довольно скалясь и предвкушая новую кровавую забаву, — зверь внутри меня, так долго ожидавший хоть какой-то свободы, тщательно сдерживаемый, укрощённый и послушный, беззаветно преданный и смертельно опасный, не желал обратно в клетку. Он хотел ещё битвы, ещё столкновения физических и психических сил, ещё момента откровения смертельного поединка, когда ты и противник стоите лицом к лицу и никаких ограничение, никаких послаблений, только сила твоя и удача со смекалкой — вот твои боги-хранители.

"Флаер, — подумал я, отпрыгивая в тень полуразрушенной стены и прячась у её основания. — Точно флаер. Но вот чей? Неужели?..".

Я посмотрел на то место, где раньше стоял скутер старика, но его там не было. В равной степени это мог быть и он, улетающий или возвращающийся, и кто похуже.

"Великий Космос, Преображенский!.. — донеслись до меня мысленные всхлипывания Грина. — Неужто это ты? Зачем же… ТАК?!".

"Хотят убить тебя, убей первым, — отчеканил я, вслушиваясь в гул, который постепенно нарастал — похоже, флаер понемногу снижался, плавно и не спеша. — Когда в тебя целятся из шести стволов, тут не до рассуждений".

"Ты представляешь, что натворил?! — похоже, Грин был близок к истерике. — Это же патруль СБФ! Мало тебе навешанных обвинений? Сейчас к ним новые прибавились!".

"Грин, почему никто не интересуется гибелью наёмников или курьеров? — спросил я, отползая в другой угол стены, чтобы не быть замеченным с того места, где по моим прикидкам должен был сесть флаер, и подобрав попутно один из штурм-пистолетов, который так и путался под ногами, просясь в руки. — Почему их смертей никто не замечает в темпоральных пластах? Меня хотели убить, Бенефициус! Понимаешь? Убить! И здесь некогда рассуждать, чем мне защищаться! Будет дрын, возьму дрын. Не будет его, буду драться так, как учили. Я не виновен в том что спецтренировки делают из нас прекрасных генетически модифицированных подготовленных убийц. Я не желал этих тренировок. Но они были в моей жизни! Теперь приходится жить с тем, что есть…".

"И ты никогда не раскаиваешься?" — как-то безнадёжно спросил он.

"Первые десять раз я ходил в церковь и просил отпущения грехов, — серьёзно произнёс я, вспомнив этот период жизни. — Потом батюшка узнал, кем я работаю, махнул на меня рукой и сказал, что отпускает все мои грехи на все года вперёд, лишь бы епитимью вовремя платил. Сказал, что не грех это, когда… — я улыбнулся, вспоминая, — "когда воздаётся по заслугам"".

"Не мог он такого сказать", — засомневался Грин.

"Бенефициус, мой путь не устлан женщинами и детьми, вслед мне не рыдают старухи, потерявшие детей и мужей, — я почувствовал, что меня накрыло здоровенной тенью, и, присмотревшись, увидел, как ползёт она по земле и остаткам асфальта. Ну же?! Чего ж ты так долго садишься?! — Я не маньяк, не убийца и не псих! Но защищать свою жизнь и жизни своих близких буду всеми известными способами. И убивать буду, если другого выхода не будет, — твёрдо произнёс я, прижимая штурм-пистолет к груди, машинально посмотрел вверх и ахнул, враз поняв, почему так долго он садился — на меня опускался десантный флаер переделанной конструкции СБФ и на нём народу было больше, чем всех встреченных мною уже за сегодня врагов вместе взятых. Влип, очкарик… Я подобрал упавшую было челюсть и посмотрел на небольшой штурм-пистолет, который как единственную надежду прижимал к груди, сравнил его с вооружением прибывшего десанта и флаера и тихо засвистел, вспомнив тех злосчастных шестерых, которые чуть не погубили мой молодой организм.

"Прости, Грин, — вздохнул я, — но мне сейчас совсем не до разговоров будет. Так что я отключаюсь, пожалуй… Спасибо тебе за помощь. Ты меня спас, друг ты мой лохматый. Жаль только, что ненадолго…".

"Почему?".

"Потому что их было шестеро, а стало чуть ли не в пятнадцать раз больше… О Триединый… — вздохнул я, — Грин, помолись за мою душу. Добро?".