Николай Димчевский - На суше и на море. 1973. Выпуск 13

Между тем рядом уже щебечет гид новой группы.

— Кафедральный собор построен на фундаменте главной мечети времен альморавида Якуба Альмансура, а колокольня Хиральда переделана из минарета…

Проносятся и эти, но следом шагает служитель.

— Сеньор, собор закрывается…

Ах, да, послеобеденный отдых, как во всех южных странах. Солнце припекает, и я успел забыть, что сейчас конец октября и в Москве уже выпадал первый снег…

Жалюзи на окнах опущены, в городе, кажется, стало потише! в конторах, банках, музеях, магазинах — повсюду перерыв. И никого не найдешь у «Ла Маестранцы», кто приоткрыл бы ворота и дал возможность посмотреть на крупнейшую после мадридской арену для боя быков. Здесь сейчас пустынно, и лишь плакат в несколько квадратных метров извещает, что лучшие тореадоры в воскресенье убьют шесть быков на глазах у двенадцати тысяч зрителей. Но плакат старый — это воскресенье прошло, быки убиты, и лишь графическое изображение одного из них, как черный символ мести, по-прежнему мчится в ярости на поднявшего шпагу тореадора. Тот ждет спокойно, ведь он, как и бык, намалеван на бумаге.

Разглядывая плакат, я вспоминаю другого тореадора. Стройный, в красочном костюме, он выглядел на арене беззаботным киногероем, будто не ему предстояло сейчас оказаться один на один с разъяренным быком. Тореадор был невозмутим, словно никакая опасность его не поджидала. Но в следующий момент я понял, что ошибся. Он своей лакированной туфлей начертил на песке крест, встал в его центр и истово перекрестился. Он знал, что ему предстоит…

Но это было в Мехико. А тут, в Севилье, тореадора, на которого мчался бык, не обуревали никакие чувства…

Приближаюсь к гостинице… Что за столпотворение?

Оказывается, не весь город погрузился в дремоту. У входа скачет, приплясывает, что-то скандирует, размахивает знаменами группа юношей. Подкатывает еще несколько малолитражек, из них, как лилипуты из кувшина на представлении Кио, один за одним — кажется, несть им числа — выскакивают их сотоварищи.

— Двенадцатый игрок испанской сборной, — поясняет мне какой-то пожилой сеньор, остановившийся рядом.

Ах, вот в чем дело! В «Колоне» расположились советские футболисты, которым сегодня предстоит сыграть отборочный матч европейского чемпионата с испанцами. Газеты в день приезда наших спортсменов честно предупредили в заголовках: в сборной Испании будет двенадцать игроков. Ниже пояснялось, что никакого нарушения правил это за собой не влечет, просто-напросто поддержка экспансивных севильских болельщиков приравнивается к лишнему футболисту на поле. Для «дополнительного игрока» была даже заготовлена специальная форма, которую можно было увидеть в витринах на манекене: красная куртка с цифрой 12 на спине и как обязательный атрибут — национальный флаг над головой.

До матча оставалось еще несколько часов, а двенадцатый уже решил себя проявить. Впрочем, весьма миролюбиво: никто не пытался проникнуть в отель, где футболисты уже потихоньку собирались на стадион «Рамон Санчес-Писхуан». Ничего оскорбительного для гостей в выкриках не было, скорее наоборот: лица ребят сияли улыбками и ясно было, что они рады поводу дать выход энергии.

— Надеюсь, сеньор, это никого из ваших футболистов не обидит? — поинтересовался мой случайный собеседник.

— Думаю, нет. Они привыкли к неистовствам болельщиков…

Видимо, мой ответ не совсем удовлетворил испанца.

— Поймите этих студентов. Они ничего не имеют против вашей команды, они ждут от нее большого футбола, а большой футбол всегда воспламеняет страсти…

Кажется, испанец не на шутку встревожился, как бы хозяевам не отказали в чувстве гостеприимства. Пришлось его успокаивать сигаретой из пачки «Столичных».

— О, русские сигареты!

Сейчас же у меня оказалась сигара. Я ловил заинтересованные взгляды собравшихся у входа в отель.

— Извините, сеньор…

В момент лишившись нескольких припасенных в Москве значков, завалявшихся в кармане и прочей подобной мелочи, могущей сойти за сувенир, мы с появившимся из «Колона» редактором еженедельника «Футбол — хоккей» Львом Филатовым уже обсуждали с окружающими наподобие того, как это происходит у московского стадиона «Динамо», составы команд, счет предстоящего матча и тому подобное.

Никто после таких неожиданно возникших разговоров в незнакомом городе не возьмется сказать, как, на каком языке собеседникам удается объясниться. Но ведь разговаривают и прекрасно друг друга понимают, если есть желание понять. У вас небольшой запас испанских слов? Прекрасно. Знаете английский, французский, немецкий? Кто-либо из окружающих наверняка говорит, пусть и неважно, на одном из этих языков. «Лингвистический коктейль» тоже годится…

И вдруг раздалось старательно произнесенное:

— Хо-ро-шо…

Мы с Филатовым враз обернулись к высокому мужчине, улыбавшемуся добродушно и смущенно.

— Вы говорите по-русски?

— Нон… нет… Учил давно… но… как это по-русски сказать? Трудно… вашим футболистам… э-э… здравствуйте!

— Вы хотите сказать: «Привет? Салют?»

— Си, салют!

— Салют! — повторили все вслед за ним.

Полицейские, дежурившие у входа в отель, наблюдали за нами, наморщив лобики от трудного вопроса: дозволять или не дозволять? Черт его знает, как себя вести в этой ситуации? Какие в тот момент возникли мысли в головах полицейских? Может, они подумали, что Севилья все-таки не слишком благонадежный город, что среди полмиллиона его жителей немало тех, кто не только не стесняется своих рабочих рук, но и гордится ими и помнит, что именно здесь, на берегах Гвадалквивира, родился вождь испанских рабочих Хосе Диас и память о его делах живет до сих пор.

Представители франкистского режима пытаются изобразить дело так, что в современной Испании вовсе и нет причин для классовой борьбы. Вон, мол, какой мир и согласие царят между «вертикальными профсоюзами» и предпринимателями. Государство, как утверждают, прочно стоит на рельсах неокапитализма, последнее десятилетие отмечено высокими темпами экономического развития. При этом подчеркивается, что валовой национальный продукт увеличивается за год примерно на семь процентов, хотя и умалчивается, как этот продукт распределяется…

Однако все сдвиги в экономике происходят не благодаря «заслугам» фашистского режима, а вопреки ему и обусловлены борьбой определенных социальных и политических сил против франкистского правительства. Последнее в поисках выхода из «задворков Европы» открыло путь в Испанию иностранному капиталу, прежде всего американскому. Может ли это устранить социальные проблемы? Безработица осталась, и пришлось разрешить эмиграцию. Многие тысячи испанцев разъехались в другие страны в поисках заработка, который дается не только рабским трудом, но и рабским существованием на положении людей «второго сорта», практически бесправных. Надежды правительства, что эмиграция снизит опасность социального взрыва, не оправдались. С каждым годом в Испании все чаще вспыхивают забастовки, нарастает лавина протестов, которую не остановить ни пулями, ни тюрьмами. И, говоря словами испанского писателя Сесара Арконада, «там, где слышится клич свободы, там, где угнетенный взывает о справедливости, — там партия!» Да, несмотря на тридцать с лишним лет подполья, Коммунистическая партия Испании не разгромлена, она по-прежнему во главе революционной борьбы…