Аркадий Фидлер - На суше и на море [1971]

Немного разбогатев таким образом, барон отдается хлопотам по хозяйству, в свободное время гостит у соседей и родственников. Однако голова его уже переполнена мыслями о неведомых островах Тихого океана, о наполненных ветром парусах, воспоминаниями о друзьях-мальгашах. Бросить бы опостылевшее хозяйство и двинуться туда, где разворачивались великие события, накалялись страсти. Сказано — сделано: в середине 1779 года барон опять в Париже. Здесь он пытается возвратиться к разговору о Мадагаскаре, о проведении в жизнь начатых там преобразований. Но, как и Прежде, натыкается на стену непонимания и равнодушия.

На счастье, в это время в Париже находился знаменитый ученый, писатель и философ Бенджамен Франклин. Здесь он довольно успешно выступал в качестве дипломата, представлявшего Северо-Американские Штаты. Франция в пику англичанам поддерживала нарождавшуюся заокеанскую республику военными поставками, большим денежным займом, Посылала инструкторов для обучения войск.

Думал ли барон прежде о заокеанской стране? Трудно сказать. Все же мы можем допустить, что думал, что ему небезразличен был исход борьбы янки против англичан. Несомненно, его место на стороне угнетенных. Можно допустить, кроме того, что тут не обошлось без влияния Франклина, с которым барон познакомился. Человек живого и острого ума, много повидавший и переживший, барон, разумеется, не мог не привлечь внимания великого американца. Франклин играл в шахматы, писал об этой игре. Им было о чем толковать, даже если бы они ограничились одной только шахматной темой. Однако Франклина должны были интересовать не столько способности барона как игрока, сколько его рассказы о землях на северо-востоке России и о других местах. В глазах Франклина барон был прежде всего путешественником, проплывшим неведомыми морями. Добавим к этому, что барон иногда' склонен был выдавать себя и за первооткрывателя, хотя, увы, ничего он не открыл (путать — путал).

Однако первое путешествие в Америку, судя по всему, барон совершил на свой страх и риск, не заручившись поддержкой такого влиятельного человека, как Франклин.

Барон выехал в Америку из Гамбурга вместе с тремястами гусарами, завербованными Франклином. Англичане задержали корабль и высадили добровольцев в Портсмуте. Отныне им предстояло тянуть лямку пленных. Барону каким-то образом удалось этой участи избежать.

Что ж, мы-то уже знаем, что роль пленного — не для Беневского. Уж если с Камчатки он совершил воистину фантастический побег, то в Европе он и вовсе чувствовал себя как рыба в воде.

Словом, барон достиг-таки берегов желанной Америки. Правда, он оказался здесь в довольно незавидном положении. Денег у него не было. Но, пожалуй, хуже то, что в Новом Свете он не имел решительно никаких знакомств, а вдобавок не располагал и рекомендательными письмами. Безвыходных положений, как известно, для него не существовало. Он заявил, что приходится родственником генералу Пуласскому [19] С генералом Пуласским, героем борьбы за независимость США, барон встречался и в Париже (после возвращения с Мадагаскара). Пуласский вел там переговоры о поставках американцам оружия. и хотел бы его увидеть. Конгресс скрепя сердце распорядился выдать ему 1000 долларов. Барон поскакал в прерии и едва успел застать генерала в живых. Хирург госпиталя, в котором произошла встреча земляков (возможно, даже в самом деле родственников), свидетельствовал потом, что они беседовали о совместной борьбе на полях любимой отчизны и ее страданиях. Но генерал вскоре скончался, и пришлось барону возвращаться в Филадельфию ни с чем.

Здесь он засыпал конгресс планами военного характера. На них просто не обращали внимания. Никому не было никакого дела до того, кто такой в действительности этот Беневский. То ли по легкомыслию, то ли по досадной оплошности барон не захватил с собой королевского декрета о присвоении ему звания бригадного генерала. Точнее, у него вообще не оказалось никаких документов. Военный отдел представлял его в свое время конгрессу как «господина, называющего себя бароном Беневским». Не располагая деньгами для экипировки, не имея возможности показать себя в лучшем, выгоднейшем свете, он ничем не выделялся в толпе прочих искателей военного счастья.

Словом, попытка вступить в армию американцев успеха не имела. Пришлось возвратиться в Европу.

Сусанна утешала его как могла. Ей бы, конечно, жить заботами об урожае в родовом поместье под Бескидами, нянчить детей, растить цветы на клумбах. Но она умела подчинять себя интересам мужа, которого боготворила. Летом 1781 года супруги едут в Париж.

Здесь барон изредка навещает Франклина, беседует с ним. Ученого поражает широта его взглядов, свобода суждений в вопросах политики, экономики, военного дела. Он действительно кое в чем поднаторел за эти годы. Однажды барон привел к Франклину и Сусанну с дочерьми. В дневнике ученого есть запись: «Граф Бениовский, шляхтич венгерский, будучи пленником, взятым в числе сражавшихся за свободу своего края конфедератов, был сослан русскими на Камчатку, откуда бежал на захваченном корабле, на котором… блуждал у берегов Америки. Счастливо доплыл до Японии и Китая. Пришел ко мне представить жену. Хочет ехать в Америку, чтобы сражаться за ее свободу… Сказал, что имеет для конгресса рекомендацию от французского министерства. Выглядит как человек активного и дельного характера».

Как видно из этой записи, барон с первых же дней пребывания в Париже начал стучаться во все двери, чтобы добиться рекомендаций для возвращения в Америку. Можно только подивиться упорству, с которым, невзирая ни на что, он шел к своей цели.

И вот барон опять в Филадельфии. Но на сей раз не как безродный авантюрист. Ему, видно, крепко помогла торговля, которой он было занялся, в расстройстве чувств возвратясь из Америки. Теперь он располагал кое-каким капиталом. Остановился в лучшей гостинице, был прекрасно одет. Да, господин, имеющий деньги, называющий себя графом, кавалер одного из высших французских орденов, безусловно, производил выгодное впечатление. Теперь он уже не вымаливает какую-нибудь должность в армии Штатов, нет, он вынашивает более значительные планы. Он горит желанием организовать из завербованных в Европе людей так называемый Американский легион численностью до нескольких тысяч солдат, с кавалерией и артиллерией. После войны легионеры должны получить в Америке землю. А право на эту привилегию они оплатят собственной кровью.

Друзья советуют ему обратиться прямо к Вашингтону. Однако тот интуитивно не доверял барону и от встречи уклонился.

В это время в Филадельфию приехал посол Людовика шевалье де ла Люзерн. К счастью, барон был знаком с ним еще во Франции, встречался на светских приемах и тотчас нанес ему визит. Посол согласился написать Вашингтону письмо с просьбой терпеливо вникнуть в существо проекта создания Американского легиона.