Аркадий Фидлер - На суше и на море [1971]

От усталости ныло тело. Тусен спотыкался на мокрых камнях. Не в силах идти в глубь острова Тусен неуклюже повалился на сравнительно ровную площадку, лязгая от холода зубами. Засыпая, он услышал чей-то богатырский храп и с величайшей радостью стал прислушиваться: значит, он не один? Храп прекратился, а Тусен рассмеялся, поняв, что это храпел он сам — ну кто другой, кроме него, единственного счастливца с «Леопольда», мог здесь храпеть? Это были те блаженные минуты, когда человек словно начинает терять способность к ощущениям, все заботы и невзгоды отодвигаются куда-то далеко и наступает забытье без сновидений.

Сон был, продолжительным, а пробуждение тяжелым. Ныло тело, стучало в висках, голова была свинцовой и будто распухла, в сухом рту ощущался противный вкус, поташнивало. Впрочем, все это не было удивительным — Тусен не ел больше суток, да еще наглотался морской воды. Он поднялся, огляделся. Над ним в разрывах облаков просвечивало синее небо. Новый Робинзон прежде всего решил заняться розысками предметов, выброшенных морем, тут он, конечно, не был оригинален. Улов оказался весьма скромным. Помимо досок, пригодных для сооружения шалаша, ему удалось найти ящик с небольшим количеством сухарей, пропитавшихся морской водой и раскисших, но и такую находку Тусен посчитал большим счастьем! Небо постепенно очищалось, выглянуло солнце. Тусен приступил к трапезе — принялся за сухарь, но тотчас выплюнул: он был отвратительного горько-соленого вкуса.

Тусен решил осмотреть остров, на который забросила его судьба. Сложив из камней и досок высокий и приметный ориентир, чтобы потом можно было легко найти свой лагерь, он отправился в рекогносцировку, держась вблизи берега. Кружилась голова, ноги подкашивались. Следов пребывания человека Тусен не нашел, но убедился, что остров, хозяином и пленником которого он неожиданно стал, был малопривлекательным — у настоящего Робинзона было несравненно более гостеприимное владение. За прибрежной каменистой полосой простирался пояс густой растительности — осока, папоротник, вереск. Еще далее, в глубь острова, тянулась чавкающая под ногами заболоченная губчатая почва торфяников, занимавших всю середину острова и наиболее сухих в центральной его части. Кое-где Тусен обнаружил довольно обширные густые заросли кустарников и чахлых, невысоких, искривленных деревьев. Не дойдя до северной оконечности, новый Робинзон повернул обратно и с трудом нашел свою стоянку: так однообразен был унылый ландшафт побережья! Ту* сена обрадовало, что остров оживлялся довольно значительными птичьими базарами, да еще небольшими цветистыми пятнами разнообразных ягодников с довольно вкусными плодами.

Четыре дня Тусен питался только сухарями, употребляя их как отвратительное лекарство три раза в день — утром, в полдень и вечером по два на «прием», заедая ягодами. Только острое чувство голода могло заставить его жевать эти сухари. Сравнительно теплые дни сменялись холодными, росными ночами. Тусен обзавелся жильем — соорудил примитивный шалаш. Пресной воды хватало, хотя дожди прекратились. Она была невкусной и отдавала болотной гнилью. Море подарило Тусену единственный сосуд — жбан из-под деревянного масла, применявшегося на «Леопольде» для освещения. Океан неохотно расставался со своими трофеями, полезными для узника необитаемого острова.

Когда кончились сухари, Тусен несколько дней питался кисловатыми ягодами — на завтрак, обед и ужин он располагал только одним этим десертом. Потом ему удалось обнаружить растение, сходное с сельдереем по виду и вкусу, которое он вынужден был есть сырым. Итак, кроме десерта он обладал еще приправой… ну, хотя бы к бифштексу, но ведь не было самого бифштекса!

Тусен еще не сумел овладеть огнем, которым располагали его далекие пещерные предки. Вспомнив о том, как аборигены Австралии добывают огонь трением дощечки о дощечку, Тусен в течение нескольких дней усердно, в поте лица трудился, чтобы добыть хотя бы одну золотистую искру. От слабости и перенапряжения в его глазах мелькали огоньки, но другого огня ему получить так и не удалось!

Ягоды — диета для тучных, и в таком лечебном питании Тусен не нуждался — он был довольно тощ. Сельдерей же просто приправа, а не пища. Но чем-то надо было наполнять требовательный желудок. Тусена не устраивала вынужденная роль травоядного существа. Что поделаешь, если единственное оружие — суковатая палка? Он, хищно облизываясь, с вожделением взирал на стаи говорливых птиц, поднимавшихся в воздух, стоило лишь приблизиться к ним. Это исчезал вкусный, ароматный бульон и аппетитно пахнущая поджаренная дичь! Многократные попытки убить какую-либо из гнездившихся на острове птиц долго были безрезультатными, но однажды охота увенчалась успехом. Птица с перебитым крылом пыталась улететь, но Луи с диким воем погнался за ней, подпрыгнул на рекордную высоту, ухватил несчастную за изувеченное крыло, упал на каменистую почву со своей долгожданной добычей, смеясь от радости и плача от ушибов. Кое-как ощипав еще теплую тушку, он рвал зубами жесткое сырое мясо, слегка попахивающее рыбой.

Нет! Так больше жить нельзя! Он должен овладеть рг-нем! Если добывать его могут даже нецивилизованные народы, неужели он, моряк, не добьется этого? Новый Робинзон однажды нашел металлическую скобу, но она проржавела и при ударах о камень искры не высекала. Он долго шлифовал и полировал свое примитивное огниво влажным песком, пока оно не засверкало на солнце. Это была неплохая немецкая сталь. Но камешки, которые Луи собирал во множестве, подходящих искр не давали — нужен был благородный кремень! Как-то его внимание привлек полупрозрачный камешек молочного цвета. Тусен вспомнил, что в детстве пользовался похожим камешком как кресалом. Теперь искры получались «первоклассные», но раздуть из искры огонь оказалось делом тоже нелегким — недаром древние создали прекрасный миф о Прометее! Самым счастливым днем в своей жизни Тусен стал считать тот, когда, раздувая затлевшее волокно, увидел неярко вспыхнувшее пламя. Вскоре весело запылал раздуваемый ветерком костер, а возле него восторженно отплясывал тощий оборванец, владыка необитаемого острова, его высочество Луи Тусен I, как он шутливо себя называл. С этого дня жизнь отшельника стала налаживаться. Но огонь надо было хранить постоянно — ведь не станешь каждодневно совершать столь тягостную и длительную процедуру. Моряк сложил на каменном грунте небольшую кучку из торфа и обложил ее со всех сторон большими камнями, чтобы ветер не особенно сильно раздувал тлеющий костер. Так Тусен стал обладателем «священного очага». Правда, владеть таким сокровищем было довольно хлопотно — несколько раз в день, да и ночью, когда просыпался, Луи подкладывал в огонь торф.