Аркадий Фидлер - На суше и на море [1971]

Корабль исчез. Судам, шедшим из Атлантики в Тихий океан и в обратном направлении, а также совершающим каботажные плавания вдоль западного и восточного побережий Южноамериканского материка, давали указания искать пропавший парусник и его экипаж. Но большинство капитанов не хотело терять драгоценного времени — у них груз, дела, коммерция… И они шли своим курсом, не слишком отклоняясь от него, лишь безрезультатно шаря по горизонту биноклями для успокоения совести.

Гибель «Леопольда», небольшого корабля, водоизмещением всего в 1200 тонн, так и промелькнула бы только в газетах в виде краткого сообщения в несколько строк петитом, если бы вскоре в печати не появился рассказ единственного спасшегося с этого корабля моряка. Описание кораблекрушения и короткая робинзонада Луи Тусена стали новостью номер один.

Казалось бы, что нового, интересного мог рассказать счастливец Луи Тусен? В пучинах морей и океанов погибло столько парусников, что, если бы их выстроить в кильватерную колонну, она, пожалуй, опоясала бы шар земной! Но каждое кораблекрушение — особая, неповторимая трагедия. До изобретения радио большинство судов гибло безмолвно — пропадало без вести, как часто случается на войне. Здесь дело было иначе: об обстоятельствах гибели «Леопольда» поведал единственный оставшийся в живых пощаженный стихией моряк, ставший одним из Робинзонов XIX века.

11 апреля 1858 года при свежем попутном ветре и большом волнении «Леопольд» быстро бежал под всеми парусами на север. Тихий океан был суров. Над волнами нависало серо-черное мрачное небо. Тучи проносились с такой быстротой, что от их стремительного бега у новичков кружилась голова. По временам лил холодный дождь, густой косой сеткой обволакивающий окрестность, так что за пять кабельтовых ничего нельзя было различить. Капитан и штурман неотлучно находились на посту. Наступившая ночь, ненамного темнее, чем минувший день, не принесла облегчения. Свободные от вахты матросы пытались уснуть, но лишь немногим это удалось. Ветер настолько усилился, что пришлось убрать все паруса и лечь в дрейф. Это была уже первостатейная буря, как мрачно шутил Пикар: «Спектакль в сто актов, но без антрактов!» Уже несколько суток не представлялось возможным определиться. Но Пикар полагал, что корабль отнесен несколько на запад, в открытый океан, и поэтому не опасался, что он сядет на мель или его выбросит на берег. Такая необоснованная уверенность оказалась роковой.

В пять утра, когда буря уже перешла в настоящий ураган, корабль внезапно резко вздрогнул и остановился, как олень, настигнутый пулей. Многие моряки не удержались на ногах. Раздался оглушительный, леденящий душу треск. Стало ясно, что судно наскочило на подводную скалу. С хрустом и стоном распарывался корпус «Леопольда». Корабль завалился на левый бок. Огромная волна снесла ют, а вместе с ним штурмана и юнгу, смышленого паренька из рыбачьего поселка, мечтавшего увидеть индейцев, охотиться на бизонов, объезжать неукротимых мустангов, а потом привезти своей младшей сестренке диковинные сувениры из далекой Америки.

Темнота, густая, как кофейная гуща… Беснуется дьявольский ураган. Сорваны все шлюпки — как ореховые скорлупки они взметнулись на гребень волны и исчезли в пенящейся бездне. Плохо закрепленный в трюмах груз сполз в сторону крена, и правый борт «Леопольда» еще больше поднялся.

Трещит по швам утлая деревянная посудина. Корабль обречен. Судьба экипажа предрешена. А ведь все рассчитывали, что через два-три дня «Леопольд» будет в Вальпараисо — «райской долине». Вместо этого он прибыл прямым курсом в кромешный ад! И сейчас, в самый тяжелый момент, каждый думал только о себе, а это было гибельным для всех. Те, кого еще не смыли волны, взобрались на грот-мачту (и даже в «воронье гнездо»!) или судорожно уцепились за леера у правого борта. Судно с треском расползалось, как истлевшая ткань. Полтора часа, распарываемое скалой, оно противостояло урагану. Не один «девятый вал» обрушивал на него свою неукротимую мощь, но агонизирующий «Леопольд» не сдавался. Когда же еще один исполинский вал обрушился на судно, грот-мачту и всех, кто на ней искал спасения, смыло в море. Из тридцати человек команды осталось только двенадцать. Девять моряков собрались на утлегаре — продолжении бушприта. Только теперь они увидели, что еще трое — капитан Пикар, судовой плотник и матрос нашли убежище под марсом бизань-мачты. Кормовая часть судна оседала буквально на глазах — вот-вот корабль переломится пополам. Тогда искавшие спасение на утлегаре стали звать группу Пикара, пока не поздно, присоединиться к ним. Путь был смертельно опасным — им владело море! При переходе на нос судна матроса смыло за борт. Шкипер Пикар проклинал все на свете. Он, опытнейший капитан, специализировавшийся на потоплении «старых калош» для получения страховки, в этот рейс готовил подобную судьбу и «Леопольду», но после сдачи груза в Кальяо. Пикар мечтал о том, чтобы это плавание было последним его походом под парусами, чтобы, вернувшись на родину, он смог сдать испытания на звание капитана паровых кораблей. И вот «Леопольд» гибнет, но не по воле его, Пикара, а по прихоти урагана. Злая ирония судьбы! Божье наказание? Нет ни бога, ни черта! Жизнь — рулетка, и ему дьявольски не повезло на последней крупной ставке. А этот пройдоха Лонгвиль — вот кого следовало бы наказать справедливому боженьке — после гибели корабля получит весомую страховую премию, а вдове капитана (можно в этом не сомневаться!) не выплатит ни сантима из того, что было обещано за «устройство» гибели корабля.

Пикара трясло от бессильного гнева. Трое суток, проведенных почти без сна, лишили его душевных сил и обычной трезвой уравновешенности. Пути к спасению он не видел. Пикар даже не знал точно, где они находятся, где-то у западных берегов Южной Америки. И это все!..

Но может быть, внезапно унесется в другие широты океана этот грозный ураган и придет спасение? Ах, если бы… Тогда он встретится с Лонгвилем и сможет сказать ему:

— Шкипер Пикар, «могильщик кораблей», умер! Так выпьем же, мосье, доброго старого рейнского вина за здоровье и процветание капитана парохода Пикара!

Мечты!.. Горько-соленый вкус океанской воды на губах Пикара возвратил его из царства грез к реальной действительности.

Шкипер словно очнулся. Чувство обреченности и душевного оцепенения исчезло. Нет! Черт возьми! Надо бороться за жизнь, а не покорно ждать неотвратимого конца.

Пикар пристально всматривался в первозданный хаос, окружавший обломки «Леопольда». Что это? Ему мерещится или в самом деле он видит нечто многообещающее? Да, да, в этом нет сомнений. Вот она — надежда! Пикар взглянул на сбившихся в кучу, вцепившихся в снасти матросов и, свирепея от ярости, прорычал: