Бернгард Гржимек - На суше и на море [1968]

После посещения шхуны американцами я вскоре забыл об их существовании. Но мистер О’Нейл вскоре напомнил о себе. В следующую субботу, собираясь на берег, я принял ванну и не торопясь одевался. В это время в каюту постучали.

— Войди! — крикнул я, думая, что это бой.

Дверь отворилась, и в каюту вошел мистер О’Нейл, приветливо улыбаясь. Увидев его, я смутился, потому что был полураздет.

— Винсен, — сказал он, пожимая мне руку, — видите, я держу свое обещание. Я приехал, чтобы забрать вас. У дочери сегодня день рождения, и Флоренс желает видеть вас среди своих гостей.

— Спасибо за приглашение, — поблагодарил я. — Простите, что я не одет.

— Какие тут извинения! Одевайтесь и едемте. Нас ждут.

Я быстро оделся и сказал, что готов.

О’Нейл замялся:

— Винсен, мне неудобно говорить об этом. Но в городе ничего хорошего достать сейчас нельзя. Не сможете ли вы попросить у кого-нибудь из команды несколько бутылок вина?

— О чем рыдали скрипки?! — воскликнул я.

— Что? — не понял мистер О’Нейл.

— Это пустяки. Зачем просить у кого-нибудь? У меня все есть, что надо.

Я достал ящик из тайника.

— О, и шампанское! — удивился ирландец, разводя руками.

— Да и шампанское, и ром, и джин…

Я вытаскивал бутылку за бутылкой, пока О’Нейл не сказал, что, пожалуй, хватит. Прежде чем отнести бутылки в «кадиллак», на котором приехал О’Нейл, мы каждую из них завернули в бумагу, чтобы они не бросались в глаза. Тут ирландец попытался всучить мне 100 долларов.

Я рассердился:

— Мистер О’Нейл, мы можем поссориться, если вы будете настаивать. Я не возьму денег. Я же не контрабандист! Пусть это будет моим подарком вашей дочери.

— Разве девушкам дарят вино?

Ирландец весело расхохотался. На этом мы и поладили.

Он сел за руль, и «кадиллак» тронулся. Вначале мы ехали мимо серых бетонных пакгаузов, где пыхтели паровозы. Потом машина стала подниматься в гору, по обе стороны дороги зеленели деревья. Дальше, за холмами, виднелись кварталы большого города. Но до Сиэтла мы не доехали. Мистер О’Нейл остановил автомобиль у роскошного двухэтажного коттеджа. Из окон дома доносилась громкая музыка.

В холле я увидел множество букетов, подаренных имениннице.

— Флоренс, Нельсина, выходите встречать Винсена! — закричал мистер О’Нейл.

Сверху спустилась хозяйка с дочерью. Флоренс была обворожительна в белом легком платье, и тут я подумал, что она чертовски славная девчонка.

— Познакомьтесь еще раз, — сказал мистер О’Нейл. — Это наш новый молодой друг. Моряк-чужеземец…

— Прошу, — сказала Флоренс, протягивая мне руку. При этом она мило улыбалась.

Потом мной вновь завладел хозяин, решивший представить меня гостям. Эта церемония была довольно утомительной, и я обрадовался, когда нас пригласили к столу.

В комнате, где был накрыт стол, собралось человек тридцать, все пожилые и солидные люди. Именинница, выпив бокал шампанского, убежала в зал, откуда неслась музыка: там танцевала молодежь.

Когда распили несколько бутылок, гости разговорились, да и сам хозяин был уже изрядно навеселе. Он сидел рядом со мной и время от времени хлопал меня по плечу.

— Винс, ты хороший мальчик! — сказал он. — Ты мне все больше нравишься. Но тебе, наверное, скучно здесь со стариками. Иди к молодежи, потанцуй.

Я пошел в зал. За роялем сидели две девушки, барабаня в четыре руки фокстрот, который только что входил в моду. Остальные танцевали. Это были подружки и знакомые Флоренс по колледжу. Я постоял, прислушиваясь к разговорам, они были довольно наивными, детскими. Я вспомнил свою гимназию. Как это было давно! Кажется, с тех пор прошел целый век. Мне было чертовски скучно среди этих мальчиков и девочек. Я походил между танцующими и вернулся в комнату, где находились хозяева.

— Почему вы не танцуете? — спросила мать Флоренс, когда я сел рядом с ней.

— Я уже стар, чтобы танцевать с подростками.

Миссис О’Нейл рассмеялась:

— О, вы еще совсем молодой человек. И не выдумывайте, пожалуйста. Это мы уже старики.

— Я тоже старик. Молодость моя прошла.

У меня действительно было довольно скверное настроение. От выпитого слегка туманилось в голове и стало так грустно, что хотелось заплакать. Зачем я пришел сюда? В компании моряков я всегда чувствовал себя своим человеком. А среди этих чужих людей и чуждых мне разговоров с особенной силой меня охватила тоска по родине.

Из задумчивости меня вывел голос Флоренс:

— Приглашаю вас на танец.

Голубые глаза девушки счастливо сияли, и вся она как-то светилась. Ее нельзя было огорчать сегодня. Желания именинницы следует выполнять.

Я встал и взял Флоренс за руку. Надо показать, на что способен моряк, отплясывавший во всех кабаках и тавернах, куда ни забрасывала его судьба. Я видел, что Флоренс нравится танцевать со мной, и все в зале смотрели, как мы танцуем, а потом, когда мы отдыхали в перерывах между фокстротами, грудь ее взволнованно вздымалась, и мне было приятно смотреть на нее.

— Скажите, что вы любите? — спрашивала она, по-детски серьезная и наивная.

— Моряка об этом не спрашивают, — сказал я.

— Почему?

— Моряк любит веселиться, когда возвращается в порт, но рано или поздно он снова уходит в море.

— Значит, море вы любите больше всего на свете?

— Моряки не любят говорить о своей любви к морю. Но свою профессию они никогда не сменяют ни на какую другую.

— А вам не страшно плавать по морю?

— Конечно, нет.

— Говорят, в море столько страшных акул. И вы не боитесь, что они вас съедят?

— Мы сами ели акул…

Однажды акулы стаями шли за шхуной. Чтобы развлечься, мы ловили их большим крючком, на который для приманки насаживали большие куски мяса. Нам попалась громадная акула. Прежде чем схватить наживку, она перевернулась на спину, и было видно ее бело-желтое брюхо.

Потом она болталась на крючке, который проглотила вместе с мясом, и поднять ее на палубу никак не удавалось, потому что она отчаянно била хвостом, вся извиваясь. Я вытащил кольт и выпустил всю обойму ей в голову, а она все продолжала биться, пока наконец не затихла.

Едва акулу подняли на палубу, кок кинулся на нее с ножом, чтобы вырезать плавники. Он сидел на покатой толстой спине, а она лежала неподвижно, огромная, длиной метра два. Но видимо, в теле акулы оставались еще силы, хотя голова ее была вся изрешечена пулями. Вдруг резко дернулся тугой мощный хвост, и в то же мгновение кок вылетел за борт.

Мы не успели спустить на воду шлюпку, как, привлеченные запахом крови, к коку устремились зубастые хищницы. Поверхность моря стремительно разрезали их острые плавники. Я стоял, оцепенев от ужаса, и смотрел, как беспомощно барахтается кок. Потом мы стали кричать и стрелять в акул, но все было кончено в несколько секунд.