Джеральд Даррелл - На суше и на море [1972]

— Дорогой камень? — вмешался Палый. — Им что-нибудь делать можно? Резать? На кольца пускать?

— Нет, — пояснил Гусев, — валун валуном, только светлый и в крапинку и на островах очень редко встречается.

— Я вам воз таких наберу!

— Их уже Звонков привозил отсюда.

— Знаю я Звонкова. Он у меня жил, длинный, с усиками. Уважительный, мне огурцы нежинские привез. Пять банок.

— Вот он и находил гранитоиды.

— Порфирит какой-нибудь, — буркнул Тасеев.

— Эти камни, что — древние? — спросил Палый. — Зачем вы их ищете?

— Древние, — объяснил Гусев. — Дело, Паша, вот в чем. Есть две точки зрения на наши с тобой острова: то ли на их месте когда-то материк размещался и они сами только обломки материка, то ли тут океан плескался. Тогда острова, конечно, чисто вулканического происхождения, со дна океана выросли. Кто прав? Это помогут выяснить гранитоиды. Присутствие их говорит, что острова возникли не просто со дна океана. Они — обломок бывшего материка. То, что мы гранитоиды находим на берегах, еще ничего не значит. Их сюда и льды могли притащить. Где-то обламывались льды, падали в море и несли вмерзшие в них обломки скал. Уткнувшись в берега, льдины таяли, и вот тебе и гранитоиды! Нам важно встретить их на вулканах, где мы могли бы с уверенностью сказать, что они вынесены лавой из глубин, из разрушенных и затопленных массивов бывшего материка. Если же тут был океан когда-то, то гранитоидов мы в жизнь не встретим…

— Ты же говоришь, нашел!

— На берегу, Паша…

— Кино! — удивился Палый.

— Теперь понятно, зачем мы ищем эти белые камушки?

Палый смотрел на свечи, думал, закусывал вяленой рыбой.

— Жаль, что мы сейчас не материк, — наконец сказал он.

— Жаль, — засмеялся Гусев. Даже Тасеев улыбнулся, глядя на баки Палого, пылавшие как две лампы. Тасеев подошел к окну.

Если упереться лицом и ладонью в холодное стекло, чтобы заглушить свет свечи, можно разглядеть качающийся на волне-силуэт траулера. Туман растянуло. Вместе с силуэтом раскачивались на волнах звезды. Когда задувал ветерок, они начинали мерцать и исчезали.

Тасеев лежал и думал, что через несколько дней он будет дома. Множество людей будет его окружать.

Если бы почта заглядывала в этот забытый угол, он написал бы Вале письмо. Не длинное, не скучное, без словомаскировки. Она бы поняла. Он бы написал, что, когда лежишь один, слышно, как море погромыхивает валунами. Как игральными костями. Он бы написал, что человек склонен к жалости, слушая море. Он бы написал, что все верят в друзей, а потому прошлое всегда значит достаточно много…

«Я никогда к тебе так не обращался, — подумал он о Вале. — Я люблю тебя. Ты мне непонятна стала, но я люблю тебя. Я мог и хотел возненавидеть тебя, но мне нужно услышать тебя, увидеть тебя, почувствовать, попять. Ты мне нужна живая, говорящая, а не твои строчки на бумаге…»

Покалывало в боку. Это с ним уже было. Тасеев повернулся на живот, и вдруг тяжелая боль отчаянно накатилась на него, и он широко открыл глаза, пытаясь прогнать боль, стряхнуть. «Нервишки, — подумал он, — черт бы побрал все эти фокусы!»

Он дотянулся до трубки и долго разжигал ее. Трубка успокоила, боль исчезла, но теперь ого преследовала назойливая мысль о траулере. Может, ушел? Шлепая босыми ногами по половицам, он дошел до окна и ткнулся лбом в стекло. В чернильной мгле весело светился топовый огонь. Никуда не ушел. Нормально. Шкипер обещал. Траулер будет в бухте двое суток. Они с Гусевым еще на Горящую Сопку успеют сбегать. Прямо завтра и сбегают. Чем черт не шутит? Вдруг и там гранитоид отыщется?

Гусев шел впереди и наткнулся на тюк, вернее, на то, что от него осталось. Осталась тройная рогожа и в ней запутавшийся виток сухой копченой колбасы.

— Вот прелесть! — сказал Гусев. Он отломил половину для Тасеева. — Бери, бери, это же вроде клад найти. Проценты с капитала наши. Жаль времени пет, чую — спирт рядом валяется.

— Идем. Паша отыщет.

Они взбирались по заросшему кедровником развалу.

— А Звонков, верно, гранитоид привозил, — сказал Гусев. Его тяготило молчание. Время от времени он оборачивался, чтобы взглянуть на силуэт траулера.

— Не знаю.

— И шеф на образец Звонкова ссылался.

— Завхоз он, а не геолог после этого.

«И зачем я задираюсь, — недовольно подумал Тасеев. — Скажи мне кто другой, что Звонков привез гранитоид, я бы и не пискнул…»

Выбравшись из зарослей, они увидели склоны Горящей Сопки. Слабый запах серы витал в воздухе. Ноздреватые шлаки с тихим шуршанием плыли из-под ног, и геологи долго крутились на осыпях, пока наконец не выбрались на скалистый гребень, по которому поднялись до неровной площадки, — обрывающейся с двух сторон. Справа — в море, в прозрачной воде которого угадывались мощные стебли водорослей, как канаты, катающиеся по валунам. Слева — в бесформенный размытый кратер. В воздухе нескончаемо плыли шорохи сползающих по осыпям осколков.

— Близко к богу, — сказал Гусев, усаживаясь на краю обрыва. Тасеев хотел ругнуть его за неосторожность, но промолчал, вытащил трубку. Он набил ее, но курить вдруг расхотелось — прямо перед ними, среди рыхлых, темных, ноздреватых шлаков белел большой обломок. Он не мог быть ничем иным, кроме как гранитоидом, и Тасеев, не отрываясь, разглядывал его.

— Ты чего? — спросил Гусев.

Тасеев кивком показал на обломок. Он лежал на осыпи, на высоком ее конусе, почти рядом, но геологи знали, как обманчива эта близость — ступи, и вместе со шлаками поедешь вниз на добрые две сотни метров, и неизвестно, чем все это кончится… Впрочем, какие могут быть варианты? Тасеев глянул вниз и поежился. На бухту смотреть приятнее. Там траулер. Он залит солнцем. У него красивые мачты. Из трубы идет негустой дым. Над траулером ни облачка.

По гранитоид в кратере! Тасеев вспотел. Это тебе не находка на берегу, где можно найти и царицу египетскую! Море все выносит на берег, но сюда-то, на такую высоту, никакое море не могло занести этот белый и, кажется, даже в серую крапинку обломок.

— А ну-ка! — сказал Гусев.

Тасеев с неодобрением следил за его действиями.

Гусев взял молоток и длинной рукояткой попытался зацепить белый камень. Ему это удалось, но от толчка камень сполз ниже, и теперь, чтобы дотянуться до него, нужно было одной ногой ступить на осыпь. Гусев осторожно потыкал молотком и наступил на скрипнувший шлак. Наверное, он неудачно ступил: Тасеев услышал, как он вскрикнул и сперва медленно, а потом быстрее поехал с грудой шлака вниз, к торчавшим как зубы глыбам. Его развернуло на ходу, и Тасеев увидел широкую спину, рюкзак на ней и раздувшиеся, набитые каменной крошкой сапоги. Скорость была велика, и Гусев почти сразу исчез за камнями. Слышалось неприятное шуршание и стук. Камни подпрыгивали, как мячи, и уже не с шуршанием, а с грохотом неслись туда, где исчез Гусев.