Джеральд Даррелл - На суше и на море [1972]

На семнадцатый день плавания жара перевалила через 30° «Обь» находилась на 5° северной широты, как раз здесь проходил термический экватор. Он не совпадает с географическим потому, что южное полушарие в целом холоднее северного. Одна из причин этого — ледяная Антарктида. Так, даже на экваторе почувствовали мы ее «руку».

Закончена постройка и заливка бассейна. Зазевавшихся подтолкнули туда, не дав опомниться. Но это не страшно, по палубе большинство ходит налегке. Зато в кают-компании господствует строгий корабельный этикет. Никаких маек и шорт…

Протяжный корабельный гудок возвестил, что «Обь» приблизилась к экватору. На помосте, пристроенном к бассейну, началась традиционная церемония «Крещения», издавна принятая на флоте во всем мире. «Обь» вошла в воды южного полушария.

Дошла до нас с Пэпиком очередь дежурить на камбузе. Встав рано утром, еще до завтрака, мы принялись за чистку картошки. Почистить надо восемь мешков.

Я работаю на машине, Пэпик вычищает глазки. Картофелечистка на корабле большая, вмещает в один прием ведро картошки. Надо еще подготовить немного луку и моркови. Рядом на большом кухонном столе два кока работают с мясом. Это высший класс. Через руки этих мастеров проходит ежедневно около ста килограммов мяса. Потом нас перебрасывают на обслуживание столовой команды: нарезку хлеба, разноску тарелок, мытье посуды.

Хлеб режем на хлеборезке, куда целиком засовывается большая, вкусно выпеченная в корабельной пекарне буханка. На корабле имеются и другие чудеса техники — лифт, по которому из кухни на разные палубы поднимают суп, компот, кашу и т. п. Когда лифт приходит на нужный «этаж», там раздаются звонки. В часы «пик» на раздаче дым коромыслом: гремят звонки, принимают и раскладывают на порции продукты, уносят и приносят тарелки, моют посуду. Так как посуды не хватает, она во время еды должна обернуться через мойку несколько раз. Только отдежурив на кухне, понимаешь, почему иногда корабельные буфетчицы срываются и недовольно бурчат: «Вот жрут, черти окаянные…»

На 17° южной широты солнце в полдень находится точно в зените, предметы почти не отбрасывают тени, разгар лета. Казалось бы, самая жара. Но продувает прохладный ветерок, и по вечерам по палубе уже ходят в пиджаках. Кое-кто уже «дрогнул» и переселился с палубы обратно в твиндек. Опять еще за тысячи миль дала о себе знать Антарктида — родина холодных течений, проникающих далеко на север, почти к самому экватору.

В один из дней на корабле устроили спартакиаду. Открыли ее соревнования по гиревому спорту. В программе троеборье: жим одной гири, толчок двух гирь, рывок одной гири. Гири двухпудовые. Команды: палубная, машинная, наука. Только летчики не выступали. Загадочно улыбаясь, объясняют: «Из тактических соображений». Судить соревнование вызвался наш Миша.

— Тебе бы самому толкать, а ты на непыльную работенку устроился, — корили его.

— Не могу, ребята, — оправдывался он. — У меня привычный вывих плечевого сустава.

Победило машинное отделение.

Летчики, оказалось, решили взять свое на главном соревновании — перетягивании каната. Готовились в обстановке строгой секретности. Даже Мишу к себе не допустили. Вышли на палубу все в форме: белые пилотки, синие трусы, черные галстуки. Глядя на внушительный вид команды, большинство говорило: «Летчики задавят». Только Миша, придирчиво оглядев команду и прикинув что-то в уме, засомневался: «Масса есть, а мышца не та».

Представительный коллектив выставила палуба, ребята здоровые, краснощекие, весь день проводят на воздухе, а во главе сам капитан. Машинное отделение не нуждалось в рекламе, но веса в них того не было, что в летчиках. Ну, а «наука» вовсе не котировалась, хотя в последний момент Мишу пристыдили и заставили тянуть.

— Руки полотенцем обвяжите, — наставлял он свою команду, — лучше вафельным.

С обеих сторон от тянувших канат яростно кричали болельщики. К сожалению, все быстро кончилось. Снова победило машинное отделение, на втором месте — палуба. Третье место за «наукой» — это, безусловно, заслуга Миши. Летчики на четвертом. Разводят руками: «Вот если бы по домино, мы бы всем врезали!»

Появился первый альбатрос. Альбатрос — удивительная птица южного полушария. Недаром его зовут странствующим. Он совершает огромные перелеты через пустынный Южный океан. Размах крыльев альбатроса достигает полутора метров, а скорость полета не уступает ходу корабля. Теперь, «повиснув» на своих громадных крыльях за кормой, альбатросы будут сопровождать нас до самых льдов…

Близко к кораблю подошел большой кит. Темная спина его, как по шву, вспорола воду, потом кит выпустил фонтан и погрузился на глубину. По интервалу времени между очередными фонтанами и их характеру китобои узнают вид этих великанов…

Погода ухудшается. Проходим знаменитые у моряков «ревущие» сороковые. Волнение моря — восемь баллов. По характеристике, данной в издавна принятой у моряков шкале Бофорта, этому соответствует следующее состояние моря: «Волны становятся гороподобными. Брызги, временами грохот». Нам повезло: мы наблюдаем это воочию.

Ночью долго не удавалось уснуть. Наша каюта на корме. Когда нос корабля проваливается вниз между волнами, корма задирается и лопасти винта бьют по воздуху. Это сопровождается грохотом и сотрясением переборок. К тому же во время сильной качки тело возит по койке. С утра многие шутливо жалуются, что натерли мозоли на спине.

Днем на кухне тарарам. Со звоном разбиваются тарелки, расплескиваются супы и компоты. Но жизнь идет своим чередом. Вечером, как обычно, крутят кино. Выручает привинченная к полу мебель. В середине сеанса вдруг раздается треск, крик, ругань. Включают свет. Оказывается, Мишу вместе с креслом оторвало от пола и швырнуло к сидящим на диване. Среди них есть пострадавшие. Клянут Мишу на чем свет стоит. На Мише ни царапины.

— Салаги, — говорит он поднимаясь, — разве это шторм, десять баллов не наберется.

К пятидесятым, «неистовым» широтам качка стала, слава богу, спадать. Днем вдали из тумана, как приведение, показался первый айсберг. Через несколько часов — второй. За день прошли четыре. Все айсберги невысокие с причудливыми нишами, выбитыми волнами. Уже немало потрепало их в океане, и доживают они свои последние дни.

К вечеру ветер совсем стих и на воду спустилась густая серая пелена. «Обь» сбавила ход. Теперь за айсбергами следили по локатору.

На карте прямо по курсу «Оби» помечено: скала Тралс, высота 46 метров и рядом буквы с. с., что означает — совершенно сомнительно. Одинокая скала в Южном океане! В лоции указано, что скала Тралс была усмотрена в 1929 году. С тех пор ее ни разу не видели. Существует ли она на самом деле? Наш капитан берет курс прямо на скалу. Кроме того что Эдуард Иосифович Купри прекрасный капитан, он и человек чрезвычайно любознательный, не пропускающий ничего нового и интересного. «Обь» идет полным ходом, включены локатор и эхолот. Вот мы проходим через точку, где обозначена скала, смотрим во все глаза. Вокруг расстилается пустынный океан. На экране локатора тоже все чисто, а он «прощупывает» горизонт на расстоянии до 30 миль. Эхолот регистрирует глубины свыше 4000 метров. Где же скала Тралс?