Джеральд Даррелл - На суше и на море [1972]

— Терять такой день нельзя, — говорю я. — Придем на гору и сразу за кинокамеру!

Берем направление прямиком по тайге. После долгого и трудного пути по каменным россыпям, раскиданным в тайге у подпожия горы Тосемахтас-Тумп, попадаем на визирку — узкую просеку, ведущую к горе Моппнг-Тумп.

В тайге масса таких визирок. Ширина их не более двух метров— едва проходит лошадь с вьюками. Прорубают их для геологов: по визиркам на определенном расстоянии они роют шурфы для пробы грунта.

Просеками охотно пользуются не только люди, но и звери — дикие северные олени, лоси, медведи. Их следы попадаются часто.

Продвигаемся медленно среди завалов по серым таежным низинам. Наконец оказываемся в зоне березового криволесья с приземистыми лапчатыми елями. Над ними постепенно вырастает скалистый гребень вершины с утесами, напоминающими стены средневековой крепости.

Светит ласковое солнце. Николай оборачивается к нам и кричит:

— Все-таки мы пришли на Монинг-Тумп!

Выезжаем к ровной полянке под утесами, из-под которых берет начало ручей. Посреди поляны лежит огромный плоский камень, вокруг поляны полно черники, ягоды крупные, спелые. Невдалеке густая роща низкорослых пихт.

Николай с восхищением озирается:

— Смотри, какое место: вода есть, дров много, травы для лошадей вдосталь, ягод сколько!..

Снимаем с коней вьюки. Проводник выбирает мягкое мшистое место для палатки. Торопливо надеваю на плечо киноаппарат и говорю Павлу:

— Идем быстрее на вершину!

Николай остается готовить обед.

Я с помощником поднимаюсь к седловине глубоким логом, разрезающим гору почти пополам. На левой половине — острый гребень, на правой — гигантская скала, напоминающая развалины крепостной стены, прямо — колоссальные, как дома, плосковерхие глыбы со стоящим на них ребром треугольным камнем. Кажется, тронь камень — и он свалится.

Из туманной дымки на горизонте посылают нам привет каменные богатыри Маньпупынёра. Далеко на западе сверкает ленточка реки Илыч. На востоке тянутся хребты и, вздымаясь своими острыми вершинами, уходят далеко на север.

Вышли на широкое плато, окруженное огромными камнями в виде развалин дворцов. Теперь я воочию убеждаюсь, насколько права исследовательница Северного Урала В. А. Варсанофьева: здесь и на самом деле настоящие руины города с остатками крепостных степ, башен, вымощенных камнем площадей. Она называла эту гору Торре-Порре-Из (якобы на местном наречии).

Я спрашивал у манси и коми-зырян, как перевести это название — Торре-Порре-Из. Но все затруднялись это сделать. Тогда с одним из манси, Мартыном Анямовым, братом Данилы, мы провели такой анализ.

Если ни в мансийском, ни в языке коми нет вышеупомянутого сочетания, то его, вероятно, в шутку придумали все-таки коми-зыряне, исказив древнее мансийское название. Оно могло быть когда-то таким: Торев-Порыг-Ур («гора медвежьих дудок»), или таким: Торум-Порыг-Ур («гора небесных пиканов»). «Торев» — медведь, «торум» — небо, бог на небе; «ур» — гора, «порыг» — медвежьи дудки, пиканы — зонтичное растение барщевник, излюбленное лакомство манси.

Коми-зыряне, вероятно, заменили мансийское «ур» своим «из» (тоже «гора»), а «торев» (или «торум») и «порыг» превратился в «торре-порре».

В перерыве между съемками я достаю из кармана книжечку, где записаны высказывания отважной путешественницы Варсанофьевой. Она изучала этот район Урала в двадцатых годах нашего столетия. Вот ее слова: «Торре-Порре-Из — один из живописнейших горных кряжей в этой части Урала… Вершина в северной части кряжа представляет собой постепенно понижающееся к югу плато, на поверхности которого расположен целый город с причудливыми каменными постройками и развалинами… По западному круто обрывающемуся краю высятся отвесные стены, увенчанные зубцами и большими «сторожевыми башнями»… Самые живописные участки фантастического города с его «храмами», «памятниками» и «дворцами» расположены в средней и южной части плато. Меридианальные диаклазы (трещины), расширенные выветриванием, образуют обширные «улицы». Выходы, тянущиеся по сторонам этих «улиц», разбиты более узкими широтными трещинами на отдельные «здания». Над ярким покровом растительности живописно поднимаются серые стены башен и «портики храмов», подернутые изящным узором лишайников… Совершенно исключительное наслаждение представляет исследование этой своеобразной вершины, где на каждом шагу встречаешь новые, причудливые формы рельефа».

Немало каменных чудес видим и мы по пути к «городу». На краю плато привлекает внимание одинокая островерхая глыба. Подходим к ней ближе и останавливаемся в изумлении — перед нами мастерски вылепленный человеческий профиль: нос с горбинкой, плотно сжатые губы, нахмуренные брови, массивный подбородок. На голове — замысловатый шлем.

— Здорово походит на индейского вождя! — говорит Павел.

Обходим камень. Очертания его меняются, и перед нами уже не вождь, а часовня. А с противоположной стороны глыба удивляет нас еще раз: это огромный брюхатый урод с маленькой птичьей головкой.

В пятидесяти метрах от «вождя» стоит небольшой наклоненный камень, удивительно похожий на сидящего пса. Пока я разглядываю голову «собаки» и прицеливаюсь аппаратом, Павел огибает камень и кричит оттуда:

— А здесь медведь!..

С другой стороны камень действительно обрел очертания таежного зверя. Он, как и «пес», приподнялся на передних лапах и вытянул морду, словно принюхивается.

Подходим к «городу». Идем по одной из центральных «улиц». С крыши углового «дома» выступает оригинальный навес-козырек. Чем не крыльцо старинного особняка? Кажется, подкатит сейчас карета и из дома выйдет лакей встречать важного вельможу.

В «городе» мы осмотрели три «улицы». Две из них выходят на крохотную ровную площадь. Она расположена там, где западный край Монинг-Тумпа обрывается к тайге отвесными скалами. Со стороны площади — это остатки дворцовых стен, а со стороны тайги — утесы с замысловатыми очертаниями, один из которых напоминает голову с массивным носом.

На «улице» вблизи западного обрыва можно найти много оригинальных фигур: голову коня, химеры, гигантской птицы и ящерицы.

— Смотрите, какой «орел» сидит! — показывает Павел.

На развалинах разрушенного «дворца», склонив голову, примостился громадный «беркут». Только вот клюв у него не орлиный — не загнут вниз, а прямой и короткий, как у воробья.

С «крыши» одного из «домов» каменные руины действительно выглядят заброшенным мертвым городом, развалинами уральской Помпеи.

С вершины мы спустились кратчайшим путем по едва заметной тропке, протоптанной, вероятно, северными оленями.