Джеральд Даррелл - На суше и на море [1972]

Николай давно ожидал нашего возвращения.

— Куда вы пропали? Еда остыла!

Незаметно подкралась темная тихая ночь, бесчисленный рой сверкающих звезд щедро рассыпался по уральскому небу.

Мы спали крепко и долго. Пробудили нас громкие крики птиц кедровок, большой стаей налетевших из тайги.

— Ну, разорались! — недовольно проговорил Николай и вышел из палатки.

Мы с Павлом сладко потянулись в спальных мешках, прислушались. Над палаткой не умолкал птичий гомон. Через минуту и мы были на ногах. Над Уралом уже поднималось солнце. По небу медленно плыли курчавые барашки облаков. День снова обещал нам успешную съемку.

Из тайги то с одной, то с другой стороны летели на гору кедровки. Даже издали было видно, что зоб у них переполнен орехами., Полет свой они завершали у высоких «дворцовых стен», возвышающихся над нашим лагерем.

Птицы садились на замшелые камни скалистых обрывов, куда-то скрывались и через некоторое время вылетали оттуда уже с пустыми зобами. Снова летели вниз, в тайгу, к кедрачам. Так вот где они прячут свои запасы!

Я говорю проводнику:

— Посмотреть надо, куда кедровки складывают орехи.

— Пошли. Да аппарат захватите…

Готовлю кинокамеру, беру запас пленки, штатив, аккумулятор и телеобъектив с фокусным расстоянием 500 миллиметров. Это «дальнобойная пушка» длиной почти в метр.

Сначала идем туда, где с южного склона Монинг-Тумпа в тайгу длинными языками скатываются россыпи. Это длинный заостренный гребень, резко контрастирующий с совершенно плоской вершиной. Там — ровное поле с раскинувшимся «городом», здесь — цепочка островерхих скал.

Возле одной из скал останавливаемся зачарованные: на фоне неба отчетливо рисуется профиль «химеры» или злой Бабы-Яги.

Мои спутники разглядывают диковинный профиль.

— Ну и нос у бабуси!.. — удивляется Павел.

— А рот-то чего она разинула?.. — вторит Николай.

Движемся в сторону «города». В очертаниях утесов то ли звери доисторических времен, то ли фантастические животные, каких изображала камская чудь в бронзе.

Поднимаемся на горное плато по знакомой тропинке. Сначала крутой подъем среди хаотически раскиданных камней. Хаос заканчивается ровной травянистой площадкой, посреди которой лежит продолговатый камень странной формы.

— Что это?.. Могила? — уставился на камень Паша.

С интересом разглядываем глыбу. Камень имеет прямоугольную форму и заостренный верх. Удивительно походит на саркофаг. Нечто похожее — приземистый склеп с пологой крышей — манси сооружают, над захоронениями. Удивляемся правильным геометрическим формам камня.

Поднимаемся выше и идем к фантастическому «городу». Устраиваемся среди нагромождения прямоугольных камней, которые защищают нас от ветра. Готовимся к съемке.

На крышах «домов» густым слоем растет белый лишайник, мох ягель. Там уселось несколько птиц с раздутыми зобами.

— Смотрите, куда они будут прятать орехи! — говорит Николай.

Я навожу аппарат на одну из кедровок, которая ближе к нам. Птица внимательно смотрит в нашу сторону, потом начинает часто-часто тыкать клювом в мох на камне.

С удивлением я замечаю через объектив, что выпуклость зоба птицы на моих глазах постепенно уменьшается и наконец пропадает совсем. Дернув хвостиком и весело крикнув, кедровка улетает с горы в тайгу.

— Видели, что она творит? — спрашивает Николай.

— Ну и хитрющая!.. — качает головой Павел.

— А теперь поищем орехи. — Николай направился к тому камню, на котором сидела птица.

Проводник взбирается на камень, осторожно сдирает мох. Мой ассистент делает то же самое.

— Нашел! — кричит Николай.

— Не трогай! Дай посмотреть! — останавливаю я его.

Под толстым слоем ягеля плотной кучкой лежат кедровые орешки. Считаем их — двадцать четыре штуки. Засняли эту птичью кладовую.

— Бывает и больше… — Николай начинает сдирать мох с других камней.

В каждой кладовой орешков было много. Чистые, отборные, крупные. Ни одного пустого. На этот счет кедровку не проведешь: она сразу определяет, пустой ли орех или полный.

— Дура кедровка! — сказал Николай. — Напрячет везде орехов, а сама потом и отыскать не может, а из орешков вырастают кедры.

Привычка птиц к заготовкам кедровых орехов оказывает лесу неоценимую услугу! Ведь кедровка, сама этого не ведая, активно занимается расселением кедра по тайге, по горам. Ветер не способен разнести тяжелые кедровые орехи на дальние расстояния. Эту миссию взяла на себя птица.

Перед съемкой мы как-то не обратили особого внимания, что плато вершины горы Монинг-Тумп заросло отдельными маленькими кедрами, иногда крохотными, в виде веточки с несколькими иглами, а кое-где уже разросшимися в мохнатый кустик.

А ведь пройдет много лет, и зашумят хвоей крепыши-кедры на горе Монинг-Тумп. Молодая поросль разрушит своими корнями камни на вершине. Гора станет чуточку ниже. Следующее поколение деревьев сделает то же самое. И так из века в век. Постепенно возвышенность начнет зарастать тайгой, которая уже сейчас длинными языками тянется к ее вершине. Судьба горы в какой-то мере зависит и от птицы кедровки.

Сразу же за «городом», слева на вершине, наше внимание привлекает огромный камень-«бокал». Я перемещаюсь вправо и… застываю пораженный: очертания «бокала» резко изменяются. Теперь это приплюснутая голова обезьяноподобного чудища.

— Смотрите-ка, и здесь грибы растут!.. — говорит Паша.

Замечательный каменный «гриб» украшает вершину стенки над хаосом. Удивительно меняются его очертания, если сделаешь несколько шагов в сторону. Возьмешь чуть влево — «гриб» превращается в «клоуна» со смешно вздернутым носом. С другой стороны угадывается профиль старого наполеоновского «гренадера».

От «гренадера» мы оглядываем всю пройденную вершину, весь сказочный «город». Будто средневековая крепость с величественными дворцами была когда-то сооружена на горе. Даже возникает сомнение: а природой ли созданы все эти каменные чудеса?

Быть может, это пристанище пришельцев из других миров, а площади между руинами дворцов — это космодромы?..

Хотелось бы верить фантазии, но… все это дело рук искусницы природы. Это она щедро разбросала по вершине горы Монинг-Тумп свои каменные изваяния, потратив на это миллионы лет.

К палатке мы возвращались уже после заката. В лагере застали полный разгром. Кругом валялись целлофановые мешки. От сухарей в одном из мешков остались только крошки. Сухое молоко было тщательно вылизано, рисовая крупа рассыпана по земле. Здесь пировал пес Копа, который не пошел с нами в гору.

Подсчитали наши продовольственные запасы. Николай нахмурился: