Герман Малиничев - На суше и на море 1966

Натягивается шнур, по рулетке вбиваются колышки, размечаются квадраты, и только потом можно взять лопату в дрожащие от волнения руки. Спокойно! Рукам дрожать не положено. Да и вообще здесь лопатой не помахаешь. Ею надо скоблить землю, очень осторожно снимая тонкую земляную стружку, чтобы, не дай бог, не повредить находки, а чаще переходить на хирургический инвентарь: ножи, совки, кисти, иглы, пульверизатор.

Находки не всегда с нетерпением ждут прихода археолога, чтобы сразу же гурьбой, споря и толкаясь, вызывая у окружающих бурный восторг, прыгнуть на лезвие лопаты, а потом и в пакет с этикеткой. Очень часто первый блин бывает комом— ничего не поделаешь.

Мы начали раскопки у восточной стенки карьера, где слой погребенной почвы был частично срезан экскаватором, и не могли рассчитывать на что-то особенное. Действительно, находки были «так себе»: обломки костей мамонтов, редкие кремневые отщепы, нечто похожее на скребок, кусок рога северного оленя.

Дальше этого дело не шло. Но мы были молоды, и нам все было нипочем! Мы продолжали скоблить землю старательно и упорно, когда вдруг я не увидел, а скорее почувствовал стремительное движение Сергея. Мы с Юрой Кутуковым работали на его раскопе, и в этот момент я очищал от земли очередную кость.

— Отто Николаевич!

Сергей держал в руках маленький красноватый кусочек кости, весь облепленный глиной.

Неожиданно для себя Юра ковырнул ножом вещь, которой суждено было впервые прославить Сунгирь. Это было выточенное из бивня мамонта скульптурное изображение лошади — олень условное, схематичное, но ни у кого не оставляющее сомнений в том, что это именно лошадь.

Маленькая, с большой головой, широко расставленными выступами-ногами, с прогибом спины и провисающим брюхом, она, как ни странно, очень напоминала своих сородичей, детально и реалистично изображенных при помощи охры на стенах западноевропейских палеолитических пещер. Это был большеголовый тарпан, один из объектов добычи палеолитических охотников, чьи кости уже были найдены здесь и определены В. И. Громовым, известным геологом и палеонтологом.

С обеих сторон по плоскости пластинки, словно подчеркивая силуэт животного, каменным сверлом были нанесены ямки, а вся фигура хранила следы красной охры. Вряд ли это было просто изображение, скорее фигурка служила амулетом и болталась на шее какого-нибудь первобытного охотника, потому что в задней ноге у нее было просверлено отверстие для шнурка.

Радости нашей не было границ! Это действительно был талисман, не потерявший своей силы после стольких сотен веков. Он был вручен нам неведомыми художниками и колдунами Сунгиря как залог доброжелательства, как первый ключ, открывающий двери тайны.

В то лето мы раскопали много. Каждый день, скобля лопатами тяжелый грунт, мы находили то новые каменные орудия, то сланцевые подвески из рассыпавшихся ожерелий, то костяные бусины, то огромные сочленения костей мамонта, свидетельствующие о гигантских «окороках», которые притаскивали с охоты наши сунгирьцы. Наконец были найдены великолепные кремневые наконечники дротиков, встреченные до этого только на стоянках в бассейне Дона. Многое постепенно становилось понятным. И в этом помогали находки.

Вот, например, из-под слоя глины начинает появляться огромный бивень мамонта. Он лежит во всей красе, изогнутый, более метра в длину, и все мы уже раду емся, что наконец-то нашли целый! Кисточкой и ножом, пе рочинным ножиком и иглой он постепенно очищается от земли. Увы! Целым он казался только сначала. На самом же деле он весь разорван, растащен, нафарширован, словно перец, землей. И все это сделала солифлюкция.

Явление это хорошо изучено в зоне вечной мерзлоты. Начинается весна, оттаивает верхний слой почвы, и, если есть хоть какой-нибудь наклон, этот слой начинает скользить по нижнему, сминаясь в складки, растаскивая и разрушая все, что в нем содержится. Такая же история произошла с верхним горизонтом культурного слоя на Сунгире. Значит, и здесь была вечная мерзлота, указывающая на максимальное приближение последнего оледенения, перед которым стоянка была покинута человеком.

…На следующий год я снова был на Сунгире. Новые раскопы, новые находки, новые волнения. Теперь уже каждое лето отправляется Отто Николаевич Бадер с экспедицией под Владимир, чтобы продолжать изучение этого замечательного и необыкновенного памятника.

Сунгирь прочно завоевал себе место в науке. Здесь было достаточно работы и для археологов, и для геологов, и для палеонтологов, потому что на этой стоянке как в фокусе сходились и спорные вопросы ледниковых отложений, и неразрешенные проблемы развития человеческой культуры в период последнего оледенения, и многое, многое другое.

Все эти обстоятельства: самая северная точка, хорошо развитая кремневая техника, искусство и в особенности очень интересное геологическое залегание слоя стоянки — привели к тому, что в 1963 году Сунгирь был выбран в качестве основного объекта экскурсий международного симпозиума по стратиграфии и периодизации палеолита Восточной Европы.

К приезду ученых раскопки были приостановлены. Гостей приехало много: двенадцать человек из Польши, Болгарии, ГДР, Чехословакии, Венгрии, Румынии и более пятидесяти советских ученых.

Осматривая и обсуждая разрезы и зачистки культурного слоя, специально снятого лишь наполовину, гости обратили внимание на второй раскоп. Здесь на сравнительно большом пространстве почва была окрашена охрой в ярко-красный цвет. Что бы это могло означать?

Маленькие кусочки охры или отдельные ее пятна встречались при раскопках не раз, но здесь было сплошное красное пятно. Слово за слово — разгорелись споры. Одни считали, что на этом месте могло находиться жилище — нечто вроде легкого чума или шалаша, другие — что здесь была мастерская по растиранию природной охры и приготовлению из нее краски. Поспорили, поломали головы над этой загадкой и обратились к более важным вопросам.

Но вот кончился срок работы симпозиума, гости разъехались, а раскопы были законсервированы, завалены землей, чтобы можно было продолжить работы будущим летом.

С О. Н. Бадером мы столкнулись в дверях фотомагазина. Стоял жаркий августовский полдень, руки наши были заняты пакетами, и мы оба спешили: вскоре после VII Международного конгресса антропологов и этнографов Отто Николаевич уезжал во Владимир, а я через день — в свою экспедицию. Мы были взмылены от беготни и покупок, измучены Москвой, и разговор, сбивчивый и бестолковый, перепрыгивал от фотопленок к концентратам, от севера к палеолиту и расписанию автобусов. И только уже прощаясь, я узнал, что на Сунгире, кажется, обнаружен человеческий череп! Кляня себя за глупость, я пытался задать какие-то вопросы, но Бадер только рукой махнул: вернемся в Москву — все узнаете!..