Александр Карнишин - Всячина [СИ]

— Не надо, — тонко закричал Виктор Семенович, становясь на колени. — Не надо Серегу! Я во всем признаюсь! Я всех знаю! Всех! Я и по псевдонимам всех скажу!

— Конечно, скажешь, — сказал невысокий пожилой человек, выйдя на свет из-за стола. — Куда ты денешься, писатель? Тьфу, фантаст!

Проходя мимо, он больно пнул Виктора Семеновича в колено. Потом лязгнул засов. А через минуту из-за лампы прозвучал молодой голос:

— Ну, вставай, что ли, фантаст. Говори, кто там еще про радиацию, про аварии, про апокалипсисы разные… Давай, давай, рассказывай. А как устанешь — я тебе помогу.

И Виктор Семенович, заикаясь и плача, и вытирая рукавом слезы, и снова заикаясь, стал называть знакомых и друзей, и вовсе не знакомых и даже не друзей, а совсем наоборот. Всех подряд. А когда он уставал — ему помогали. Сильно помогали. Время у них было. До самого утра.

Утром всех, кто признался, сотрудничал и сказал правду, отпускали. Их просто выводили из подвалов наружу. И там оставляли.

А тех, кто гордо выдержал до конца, кто ничего не сказал, тех казнили. Выводили наружу. И там оставляли.

Коридоры были длинные и пустые. Пустые — это как раз было хорошо, потому что непередаваемое чувство опасности, когда начинают шевелиться волосы на затылке, а мышцы вдруг напрягаются, и замираешь, «как статуй», вот такого ничего не было. То есть, страшно, конечно, но не так, чтобы до мурашек и замирания сердца, как будто падаешь с высоты в черное ничто.

Стас шел медленно, внимательно осматривая пол перед собой и все вокруг. Быстро бегать — себя потерять. Да и мало ли, вдруг что полезное попадется!

Полезное в этот раз не попадалось. Были длинные пыльные коридоры со стенами, когда-то покрашенными стандартной густой синей краской. Краска теперь вся вздулась и опадала хлопьями. Но Стас шел точно посередине коридора, и в те хлопья не вступал.

Цель похода не помнилась, но так всегда бывает. Конечно, во сне всегда так бывает! Потому он хоть и побаивался немного, но все же не до смерти. Главное было — помнить, что все это во сне.

Он мог смотреть сны, как длинный сериал. Если лечь и самому себе заказать продолжение, то получишь следующую серию. И «жутики» Стас любил. Они гоняли кровь, и вообще поднимали настроение.

А сейчас он медленно шел ровно посередине коридора, внимательно смотря под ноги и по сторонам.

Дверь справа впереди открыта. Из нее льется свет. Там окно.

Стас осторожно и совершенно бесшумно подошел и заглянул — так, чуть-чуть, только краем глаза. Тут же отпрянул, оценивая ситуацию. Значит, большой зал. Панорамное окно. Стекла нет давно. Зато есть письменные столы по кругу и какие-то шкафы вдали. И — ни звука.

Он подумал немного. Но ведь — столы! И еще шкафы!

Легко-легко, на цыпочках, вполуприсядя, прокрался по стенке в зал. Осмотрелся, почти не шевелясь, двигая только глазами. Тут ощущение опасности было выше. Возможно, из-за большого пространства и этого огромного окна. Оно смотрело прямо в небо, и было понятно, что находишься где-то высоко. Ни деревьев не видно, ни других зданий.

Стас начал с самого крайнего стола. Вытянул ящик, морщась от скрипа. Постоял, прислушиваясь. Вроде, обошлось.

В каком смысле обошлось, и что могло произойти, он не знал и не думал об этом. Потому что — сон. Потому что во сне никакой логики не бывает. А страх во сне — это щекочущее нервы чувство, которое так приятно вспоминать потом за завтраком.

Он обошел по кругу все столы, рассматривая содержимое ящиков и полок. Потом открыл шкаф, стоящий в углу.

Как и положено во сне, все ящики были пусты, а в шкафу на полках была белесая нетронутая пыль.

Стас нарисовал крест на этой пыли, вытер палец о куртку. Только теперь обратил внимание, что куртка просто нереально прекрасна. То есть, для сна — прекрасна. Она была старой камуфляжной, но еще крепкой и не промасленной, не жирной, как бывает, если долго носить одежду. Почти новая. Хорошая куртка. Наверное, где-то повезло наткнуться на склад. Или еще что. Сон не давал ответа на вопросы. Он только показывал картинку.

Говорят, что сны — это отражение реалий. Это просто мозг полностью не спит, не отключается, что-то там себе перерабатывает, раскладывает по полочкам, а человек в это время видит странные сны.

Стараясь на всякий случай не поворачиваться спиной к окну, Стас осторожно вышел в коридор. Чувство опасности сразу чуть-чуть притухло. Стало меньше. Это хорошо. Хотя, с другой стороны, настоящая жуть должна быть страшной. А тут же — ничего ужасного. Тишина и пустота. И что?

Он пошел дальше, осматриваясь и вслушиваясь. Коридоры сменялись другими коридорами. Лестницы темные менялись лестницами, освещенными через выбитые рамы. Под ногами иногда похрустывало. Но не громко. Без долгого эха.

Один раз встретилась россыпь гильз. Стас сел на корточки, перебирал гильзы, нюхал, пытаясь по запаху определить, давно ли отстреляно. Девять миллиметров. Пузанчики. Это кто-то из охраны, скорее всего. И уже не пахнет горелым порохом. Очень давнишние гильзы. А вот найти бы того охранника…

Из-за угла торчала маска противогаза.

Вот и жуть, чуть не обрадовался Стас. Потом стал красться, замирая после каждого шага. Заглянул за угол — просто противогаз. Сам по себе лежит. Очень старый. Резина ломкая, хрупкая. Никуда не годная. А вот сумка противогазная из старого брезента — еще очень и очень хороша. Ее он тут же повесил на плечо.

Ел ли он, пил ли он — как-то ускользало из памяти. Хотя, во сне и не положено. Даже если спать ляжешь голодным, снится не еда. Снятся всякие красивые и яркие сны. Вот и тут — все яркое. А про еду и питье — ни гу-гу.

Прямо тут, под стеной в какой-то нише, в дальнем углу, Стас прилег, подняв воротник и уткнувшись в него носом. Спать, спать…

Спать? Во сне — спать? Что за фигня?

…

— А ты помнишь, — спросил Мишка. — Ну, насчет снов. Ты еще рассказывал, что видишь, как будто сериал.

— Именно. Уж не знаю, как у меня получается, но заказываю продолжение — смотрю продолжение. Иногда такой многосерийник получается, что ты! С приключениями, с жутью настоящей. Цветной и с полным эффектом присутствия. Нет, правда!

Мишка завистливо вздыхал. У него сны были редкими. А когда они все же были, Мишка не мог вспомнить, что снилось. Потом утром ходил, как вареный, нога за ногу, все пытался как-то вспомнить и рассказать — что же там такое было интересное, в этом сне?

— Стасик! — кричала снизу сестра. — Идите с Мишкой завтракать! Скорее идите, а то эти гости — они же такие проглоты!

— Ы! — радостно кричали гости и что-то с хрустом смачно жевали.

…

Стас вздрогнул, вскочил и кинулся в дверь. Такие звуки… Это просто жуть какая-то. Треск. Влажный треск раздираемой плоти. Хруст разгрызаемых костей. Нечленораздельное «Ы-ы-ы!».