Александр Карнишин - Всячина [СИ]

Только вчера вынес вещи, которые больше года не надевал, сложил возле двери к мусоропроводу. Так в миг все разнесли. Буквально — оглянулся только, а уже ни одного пакета.

— Куртка? Куртки не было, — задумался он, приостановив движение. — А, что, хорошая была куртка-то?

— Ну, под кожу такая. Вся черная, и вот тут молнии, а на карманах карабины большие.

— А чего тогда вынес?

— Да не пошло мне как-то. А если не пошло — как же тогда носить?

— Ну, это, конечно, да. Это все равно как водку пить. Если даже после третьей чувствуешь, что не идет — лучше сразу остановиться. Наверняка, паленая.

Он постоял, покачиваясь и перекатываясь с носка на пятку и обратно в модных сине-белых кроссовках без шнурков. Потом, видимо восстановив в уме цепочку разговора, заставившую его встать со скамейки, спросил:

— А двести рублей тогда? Я ж отдаю всегда.

Это точно. Он отдавал всегда. Надо было только поймать его и специально напомнить сумму. Отдавал сразу и без всяких споров. Ну, а если не помнишь сам, да если не поймал вовремя, то сам себе, получается, враг. А те деньги, выходит, нисколько тебе и не нужны были. Вот ему — нужны.

— Извини, сосед. У меня вот только пятьсот. Последняя. Но пятьсот я тебе не дам, потому что мне самому надо.

Я боялся, что он тут же хлопнет по карману и предложит сдачу. Но вышло, что нет еще ничего в кармане. Потому, видно, что я попался ему первым.

— Пятьсот? Это да. Это много, — покивал он головой. — И последнюю брать просто нельзя. Примета нехорошая. Не по понятиям…

Но он не собирался так просто успокаиваться.

— А если нет сотни, так ты научи тогда, где взять. У кого конкретно попросить. Ты же всех тут знаешь — вот и скажи, значит. И разойдемся, как соседи.

Когда он стоял вплотную, мне приходилось задирать голову, чтобы смотреть ему в лицо. Нельзя же разговаривать с человеком в живот или там в подмышку ему? Некультурно это как-то. А он еще и широкий такой, что в дверях, скажем, мимо него просто не пройти. Зажмет.

— По быстрому, значит?

— По быстрому. Вот именно! Ну, ты же понимаешь?

— Тогда вот хоть книжку возьми, прочитай.

— Смеешься, что ли? Или опять нарываешься? — нахмурился сосед.

— Серьезно! Теперь же никто почти не читает, так за чтение доплачивают. Прямо наличными, сразу. Как раньше за кровь давали, помнишь?

— За кровь давали. Это помню. Но там же надо здоровье офигенное, а у меня, — он постучал себя по груди кулаком, размером чуть меньше моей головы. — Вот, слышишь, да? Хрип внутри.

— Ну, вот. А теперь, значит, дают еще и за чтение. Если толстую книгу прочитаешь и на вопросы ответишь — так можно и пятьсот срубить…

— Толстую — это вот так? — слегка развел он пальцы-сосиски.

— Вот так, — я двумя руками аккуратно свел его пальцы к толщине обычного книжного тома. Стандартного, в восемьсот тысяч знаков. Сборник из двух повестей и рассказов или роман. — Вот так, примерно.

— Угу. Это там, типа, Лев Толстой и все такое в детстве и юности, да? И вот, говоришь, надо… И на вопросы еще отвечать, значит?

— А как иначе проверят, что ты действительно читал?

— Это да. У нас, если не проверять, так сразу все — читатели. Прямо самая читающая нация. А ты, значит, тоже так вот зарабатываешь?

— Перехватываю, когда денег совсем нет. Вот — не было ничего, так я и пошел, немного заработал.

— Быстро читаешь, наверное?

— Я — быстро, да. У меня уже опыт просто большой. Я там постоянно тусуюсь. Чуть что — я уже готов. Хоть по копеечке, а на пельмени с майонезом мне всегда хватит.

— И тонкие книги, наверное, бывают? — хитро прищурился он.

— Сколько угодно! И тонкие, и толстые, и двухтомные, и разные сборники рассказов. Там же вообще можно по одному рассказу выбирать — на десятку или там на полтяш заработать всегда можно.

— Ну, пошли тогда.

Он жестко прихватил меня за руку и повернул к выходу из двора.

— Куда? — затрепыхался я.

— Как — куда? Книжки пойдем читать. Мне же много не надо, я тебе говорил. Сотню или две — это если по максимуму. А я тебе потом точно отдам.

— Так сам-то, сам! Это же просто! И отдавать никому не придется!

— А самому мне читать сейчас просто недосуг. Мужики уже час, как ждут. Так что пойдем, чтец — поможешь народу. Или мы с тобой не соседи? И не дергайся, не дергайся… Подумаешь, с часок народу уделишь. Ты же все равно быстро читаешь, я тебя правильно понял?

— Правильно, — понурился я.

Опять читать… Как же это надоело! Давно пора перейти в писатели. Они, говорят, вообще могут из дома не выходить. Им и так все приносят. И бумагу, и чернила, и поесть, и выпить… Вон уже, сколько мной прочитано. Одних романов штук двадцать, наверное. Вот пойти — и объявиться писателем, что ли? Уважаемые люди, между прочим!

— Идем, идем, сосед! Я потом парням расскажу и покажу — где. Так они, может, и сами втянутся. Будут тоже книжки читать… Тем более — не бесплатно.

Будильник прозвучал древним добрым рок-н-роллом, как всегда в то самое время, когда снится самый приятный сон. Если снится всякая фигня, и ужасы до мурашек по коже и замирания сердца, то это наверняка чуть за полночь. А вот если все тепло и светло, и приятно, и ласково, и спится с улыбкой, и еще и еще хочется — то пора вставать. Это уже просто как примета такая.

— Доброе утро, Петр Евгеньевич! — раздалось в темной комнате.

Ну, нет. Значит, это еще не утро. Значит, просто кошмар такой снится. Кошмар с будильником — неплохое, кстати, название для рассказа. Надо будет запомнить.

— Доброе же утро! Пора просыпаться!

Вроде, не настраивал я будильник на голосовое сопровождение? Или это головидео проснулось? Но кто его мог включить? Само — на звук? Новая прошивка, что ли? Вот всегда так: обновляется все само собой, а что там новое — узнаешь уже со временем…

— Петр Евгеньевич! Я ведь понимаю, вам потом будет просто некогда, поэтому и жду с самого утра.

— Не Петр Евгеньевич, а Евгений Петрович, — пробурчал я в подушку.

— Прошу прощения, но у меня тут записано… Вот, прямо так и записано — Петр Евгеньевич. Но сейчас исправлю, раз такое дело.

Какой-то неправильный сон. Да и не сон вовсе. Раз уже вижу свою комнату, край одеяла вижу, кресло у стола вижу. И в кресле сидит какой-то тип — тоже вижу.

— Да вы не вставайте, что вы! Мы сейчас с вами договоримся, я и уйду.

Ага. Так я и хотел вскочить. Еще бы. Когда живешь один, привыкаешь к свободе и воле. И спишь голышом. Нагишом, если по-умному. И для здоровья это лучше, и спится прекрасно. Включаешь кондиционер на 21 градус — чтобы не замерзнуть. Накрываешься одеялом. И такие сны — что ты! Только вставать, ага. При посторонних — ни-ни.

— Как вы сюда попали? — бурчу уже не в подушку — в воздух, в далекий потолок.