Александр Карнишин - Вся наша жизнь [Сборник; СИ]

Потом медленно-медленно заплывает, исчезает. Кожа стала гладкая-гладкая. Аж блестящая. Мамка плакала и ругалась, что не надо было ходить на площадь к цирку. Все болезни, кричала она в дверь, боясь подойти ближе, от приезжих! Все! Не было их, так и не болел никто. А раз ворота открыты, раз в богатый город едут всякие, кому не лень, так и везут эту заразу с собой! Иногда она переставала кричать и спрашивала тихонько:

— Лекса, у тебя болит что? Или? Ничего не болело. Только кружилась голова, и пухло все тело. Даже хотелось ткнуть острым, чтобы вытекла лишняя жидкость, чтобы не было так страшно. А было страшно.

— А герцог наш на охоту снова ускакал, — сказал младший брат, пробегая по коридору.

— А ну, брысь отсюдова! — закричала мамка. — Еще не хватало, чтобы ты заразился! Марш, я сказала! К вечеру у Алексы отворились жилы. Совершенно неслышно вскрылись, и потекло горячее по рукам и ногам. И было вовсе не больно. Только кружилась голова, и было страшно. Пока не уснула. … Из игры выходили по очереди, по одному. Как выбрасывала машина.

То есть, опять же рандомно. Вставали молча, смотрели на остающихся, которые еще были в игре, выходили, не дожидаясь. Ни слова. Никому. Консультант кивал каждому на прощание, но тоже ничего не говорил.

Его это все не касалось. Он тут — только для игры. Последним ушла Женька. Очнулась, как после сна, осмотрелась еще мутным рассеянным взглядом. Успокоилась — нет никого. Встала молча, ничего не спрашивая, махнула консультанту на его кивок, и ушла. Все ушли.

— Так, кто там у нас сегодня следующий? Какая группа и по какому поводу? — громко спросил из коммуникатора старший смены.

— Школа. Выпускной класс. Дружба, любовь, романтика, все такое.

— Запускать?

— Давай. Следующий!

— А прямо до места нельзя было доехать? Пашка пыхтел и злился. В жаркую погоду тащиться по пыльной грунтовке с рюкзаком, палаткой в чехле поверх него, спальником, принайтованном сбоку, да еще с двумя пластиковыми бутылями воды в руках — это как? Не считая еще всякого металла, навешанного спереди и сзади, и слева, и справа. Тут никакая разгрузка не поможет. Да и сама разгрузка с оттопыренными всякими нужными мелочами карманами была весом как полноценный бронежилет.

— От станции автобус только досюда. А дальше пешком. Все равно кому. Хоть «оргам», хоть мастерам, хоть игрокам. Кто хочет — тот всегда дойдет. Мишка тоже постоянно вытирал пот — то рукавом, то беретом, который давно снял и держал в руке. Кто-нибудь другой посмеялся бы: летом — и в берете! Есть ведь бейсболки. Шляпы разные бывают.

Наконец, просто панама камуфляжная — и та легче и удобнее берета. Но Мишка везде и в любую погоду таскал свой черный берет. Он считал, что в таком берете похож на Че Гевару. Только пока без бороды и усов. Девчонки молчали. Им тоже было жарко. Но все же груз у них был меньше. Как бы не вдвое меньше. Рыцари тащили за себя и за них. К тому же, говорили ведь, что идти совсем недалеко.

— Вон деревня, — ткнул рукой Юрка. — А вон — лес. Там и речка есть, искупаемся потом. Деревня, как деревня. Нищая и убитая временем, снегом, дождем и солнцем. Черные бревенчатые дома с насупленными маленькими окошками-глазами. Недавно покрашенный ядовито-розовой краской вагончик с кривоватыми крупными буквами на вывеске «КООП». Пара крепких домов — там, небось, приезжие живут. Теперь везде живут приезжие. Покупают жилье, приезжают на лето. А некоторые и на весь год уезжают к свежему воздуху и здоровой пище.

— Здравствуйте, — обратилась вежливая Ирка к старику в полосатом старом пиджаке, курящему какую-то дрянь на скамейке у дома.

— И вам здравствовать, — неторопливо ответил он.

— Скажите, скоро дождь будет, да? Или можно идти дальше? А то вон как парит.

— Да нет, — он пыхнул сизым дымом. — Дождя сегодня-завтра точно не будет. Кости-то не ломит. И спина, вроде, в порядке. Не будет дождя, значит.

— А что же там гремит тогда? — ткнул Пашка в далекий горизонт.

— Так у нас тут завсегда гремит. Война, ить, она тихой никогда не бывает.

— Какая еще война? — вскинулся Юрка.

— Я же говорил, хреново будет без связи!

— Нет, что за новости, а? Как в книжке, что ли? Стоило куда-то уехать из дома на пару дней, так уже сразу и война? Дед спокойно курил и рассматривал шумящих туристов.

— Так, а вы не на войну, что ли? Вон и одеты вроде по-военному, и армата разная, вижу… Так, что спрашиваете, когда и так все знаете? Людочка умоляюще сжала руки у груди:

— Дедушка, миленький, с кем война-то? Мы же просто не знаем ничего! Мы же только сегодня из дома!

— Тьфу! С кем война, с кем война… С кем надо, с тем, стало быть, и война! Приехали тут… Эх! — старик махнул рукой и ушел в дом, хлопнув дверью. …

— А правда ведь, здорово громыхает, — заметил, отдуваясь, Пашка.

— А я тащу тут, бурчу, не слышу ничего. Ну, у кого айпадик работает? Связи не было никакой. Совсем. А в деревне непривычно не наблюдалось проводов и столбов. Любых, даже самых старых, деревянных, побитых временем и поеденных древоточцем.

— У них тут и телефонов нет, похоже…

— Конечно, нет. И телевизоров. И компьютеров. И вообще ничего нет. Куда ты нас привез, Юрко? Юрка оглядывался растерянно и отругивался не зло:

— Не привез я вас… Сами приехали… Еще другие приедут… Все по карте. Место в лесу хорошее — сам видел.

— Юр, ты лучше скажи — что делать сейчас будем? В лес пойдем или как? Он посмотрел на часы: возвращаться обратно было уже поздно.

Предлагал же всем выезжать с самого утра, пораньше. Нет, возились, как обычно, до самого обеда. А теперь уже ни автобуса не будет до утра, ни электрички. И в лес на ночь глядя…

— Ну, устроимся тут пока. Как-нибудь… … «Как-нибудь» получилось только у того же деда, который будто и ждал за дверью, когда они примут решение. В дом он никого не пустил.

Даже девчонок. Хмурился и не понимал намеков. А сарай во дворе на задах открыл. Внутри пахло старым сеном и сухим деревом. В узкое незастекленное окно под самой крышей вливался свежий воздух. И комары.

— Вам тут места хватит?

— Да, спасибо! Все же не в лесу…

— Ну, и ладно тогда. … Ужинали всухомятку, не рискнув разводить во дворе костер. В дом к печке уже не просились. Дед смотрел на них злобно и бурчал что-то нецензурное про «дезертиров» и «мамкиных вояк». Над лесом поблескивали зарницы. Накатывал гул и грохот. Иногда вздрагивал пол, как в тех домах, которые стоят над линией метро.

— Да какая тут война, что вы! — переговаривались мальчишки. — Теперешняя война такая: ракетой бумкнут, и сразу — тишина. И все, значит. А потом десантники пройдут, зачистят быстренько. А тут — вон как гремит. К дождю, наверное. В степи так бывает. Вроде, небо чистое, вызвездило, только полыхает где-то вдали. А потом как грянет!