Александр Карнишин - Чернуха [Сборник рассказов; СИ]

— …Следующая — «Метро Калужская», — сказал приятный мужской голос в динамиках. За окном бушевал настоящий тропический тайфун. Машины ползли все медленнее и медленнее. Шум падающей воды заглушал рычание двигателей. Казалось, подтолкни — и цветные машинки поплывут, качаясь и сталкиваясь на волнах. С потолка вдруг ливануло. Виктор мысленно ругнулся и передвинулся в сторону, протирая забрызганный экран. Пассажиры прилипли к окнам, смотря на что-то сквозь непроглядную мглу. Виктор тоже протер кусочек окна и выглянул в дырку. Ему показалось, что в темноте посреди улицы стоял, не двигаясь, черный остов автобуса, размываемый дождем. Вот еще какая-то железка бесшумно отвалилась и пропала в сплошном потоке воды. Виктор оглянулся в салон. Тут было почти сухо и светло от маленьких лампочек над дверями. В тишине — двигатель молчал, и было отлично слышно — детский голос неуверенно спросил:

— Ба-а… Ты видела? Там машинка поломалась…

— Тихо, тихо, — зашептала почему-то бабушка. Значит, не он один видел это? Виктор присмотрелся, но детская светлая голова торчала у окна с другого борта автобуса. Два шага через полупустой салон, протертое окно… Прямо под окном, на расстоянии протянутой руки, он увидел старый «жигулек», от которого столбом воды отдавливало, отдирало листы обшивки. Неслышно упал задний бампер, потом отвалилось и кануло в коричневых потоках поднимающейся грязной воды левое крыло, обнажив спущенное колесо. «А где же люди?»- подумал Виктор. Хотя, какие люди в такую погоду. Тут никакой зонт не поможет. Все под крышами, наверное. Он вздрогнул — струйка воды с потолка попала прямо на шею. Ну, вот… Уплотнение не держит на люках. Надо встать в другое место. Виктор осмотрелся. Вон там, кажется, еще сухо. Стоп… Еще сухо — в одном месте? Как это? В автобусе же было тепло и сухо, когда он вошел. А теперь с потолка сыпала частая капель в местах, где вода находила мельчайшее отверстие или какие-нибудь щели.

— Чего стоим? — крикнул он вперед.

— А куда ехать? Ты сам посмотри…, - отозвался растерянный голос водителя. Дорога стояла. Стояли большие КАМАЗы, переставшие выпускать длинные шлейфы вонючего душного дыма. Стояли автобусы и троллейбусы.

Стояли богатые и бедные легковушки, изредка подвывая клаксонами.

Стояли машины «Скорой помощи», мигая маячками… А потом, присмотревшись, Виктор увидел, как медленно, то там, то тут гаснут окна, гаснут стоп сигналы, и будто размывается, снижается силуэт, становится зыбким, каким-то ворсистым, «лохматым», и вдруг отваливаются куски, тонут в настоящей реке на месте дороги, а сверху все ближе и ближе к поверхности идущей сплошным потоком по всей ширине шоссе воды спускается черное небо, опираясь на тяжелые сплошные столбы небывалого в мире дождя.

— Это как же? — пробормотал Виктор. — Это что же… Сзади звонко щелкнуло, раздался скрежет, и под женский визг в салон хлынула холодная вода. Он еще успел дернуть за руку и поднять с пола ту девчонку, в розовом, что прошла бесплатно, протащить ее вперед, к турникету… Вдруг со скрипом разошелся металл прямо уже над ним, и тугой столб воды буквально пригвоздил Виктора к скользкому резиновому полу. Как в старых документальных фильмах, где проклятые империалисты разгоняют первомайские демонстрации с помощью водометов. Кто-то наступил ему на спину, пытаясь протолкаться вперед. Чья-то нога больно ударила по затылку. Виктор вырвался, отжался от пола, перекатился в сторону, приподнялся на коленях… Но тут треснул по шву весь корпус и разошелся разом, как раскрывается шкатулка, в которой у матери хранятся разные безделушки. Вода, хлынувшая в салон, перебила крики и шум, придавила, разнесла, растащила, раздергала. И вот уже только черный остов пустого автобуса размывается на пустеющей под смертельным ливнем дороге, да в мутнеющем и гаснущем окне мобильного телефона медленно проворачивается страница:

И усилилась вода на земле чрезвычайно, так что покрылись все высокие горы, какие есть под всем небом; на пятнадцать локтей поднялась над ними вода, и покрылись [все высокие] горы. И лишилась жизни всякая плоть, движущаяся по земле, и птицы, и скоты, и звери, и все гады, ползающие по земле, и все люди; все, что имело дыхание духа жизни в ноздрях своих на суше, умерло.

Будильник прозвучал древним добрым рок-н-роллом, как всегда в то самое время, когда снится самый приятный сон. Если снится всякая фигня, и ужасы до мурашек по коже и замирания сердца, то это наверняка чуть за полночь. А вот если все тепло и светло, и приятно, и ласково, и спится с улыбкой, и еще и еще хочется — то пора вставать. Это уже просто как примета такая.

— Доброе утро, Петр Евгеньевич! — раздалось в темной комнате. Ну, нет. Значит, это еще не утро. Значит, просто кошмар такой снится. Кошмар с будильником — неплохое, кстати, название для рассказа. Надо будет запомнить.

— Доброе же утро! Пора просыпаться! Вроде, не настраивал я будильник на голосовое сопровождение? Или это головидео проснулось? Но кто его мог включить? Само — на звук?

Новая прошивка, что ли? Вот всегда так: обновляется все само собой, а что там новое — узнаешь уже со временем…

— Петр Евгеньевич! Я ведь понимаю, вам потом будет просто некогда, поэтому и жду с самого утра.

— Не Петр Евгеньевич, а Евгений Петрович, — пробурчал я в подушку.

— Прошу прощения, но у меня тут записано… Вот, прямо так и записано — Петр Евгеньевич. Но сейчас исправлю, раз такое дело. Какой-то неправильный сон. Да и не сон вовсе. Раз уже вижу свою комнату, край одеяла вижу, кресло у стола вижу. И в кресле сидит какой-то тип — тоже вижу.

— Да вы не вставайте, что вы! Мы сейчас с вами договоримся, я и уйду. Ага. Так я и хотел вскочить. Еще бы. Когда живешь один, привыкаешь к свободе и воле. И спишь голышом. Нагишом, если по-умному. И для здоровья это лучше, и спится прекрасно. Включаешь кондиционер на 21 градус — чтобы не замерзнуть. Накрываешься одеялом. И такие сны — что ты! Только вставать, ага. При посторонних— ни-ни.

— Как вы сюда попали? — бурчу уже не в подушку — в воздух, в далекий потолок.

— Да как обычно, собственно. У меня по должности есть специальный ключ от всех дверей. У вас же тут специальный замок. Вот у меня ключ — от всех специальных. На работе выдали. А как меня убеждали, что ни один на свете зверь…

— И что теперь?

— А теперь, как и положено, я предлагаю вам две пилюли. Вот, смотрите. Одна синяя, другая красная. Вы выбираете. Я ухожу. Вы глотаете.

— И что же будет, если я возьму, скажем, красную?

— Вы умрете, конечно. Красная — это смерть.

— Угу. А если, к примеру, синюю?

— Умрете все равно. Синяя пилюля — это тоже смерть.

— Так какая разница для меня?