Александр Карнишин - Чернуха [Сборник рассказов; СИ]

Да, крепко тогда его скрутило. Недели две лечился. И потом очень берег спину. А теперь болеть и вовсе нельзя. В аптеку на углу не сбегаешь, пластырь какой-нибудь не купишь. И таблеток никто тебе не отсыплет из старых домашних запасов. Осталось главное лекарство от всего — сон. Вот и спит Николай Петрович, отсыпается за всю прошлую жизнь.

Все равно будильник не работает. Батарейка давно вышла из строя, лопнув по шву и выпустив каплю скользкой жидкости. А новую батарейку, конечно, поискать можно. Но сложно. И все равно она будет не такой уж новой. Просто неиспользованной. Но не новой. Покряхтывая для порядка и немного жалея себя, Николай Петрович поднялся с постели, аккуратно разгладил одеяло и лежащее сверху покрывало, зажег светильник. Свет он давал — самый чуть. Но совсем без света было очень неудобно. Можно было удариться, пораниться как-то. Просто упасть даже можно. А кто тебе потом поможет подняться? Кто перевяжет рану или намажет специальным гелем ушиб? В аптечке того геля осталось — как этого света от светильника. Совсем чуть. Поэтому болеть нельзя ни в коем случае. Нельзя болеть! Надо быть бодрым и здоровым. Потому что не только в здоровом теле — дух, но и здоровый и бодрый дух влияет на самочувствие и здоровье. Связь, то есть, и прямая и обратная. Об умывании даже мысли никакой не было. Во-первых, потому что просто зверски холодно. А во-вторых, воды теперь хватало только на то, чтобы попить, да поесть. Хорошо еще, что он успел запастись всякой сухой пищей. Такой, что только разбавить ее водой — вот тебе и еда. Дверь на кухню была закрыта. Все щели в ней были забиты ватой, вытащенной из старого одеяла. На кухне было холодно, как на улице.

Только без ветра. Если нет газа, если нет электричества — как готовить пищу или греться? Открытым огнем. Конечно, костер на полу Николай Петрович не разжигал. До этого еще не дошло. Но сделать из духовки маленькую печурку — на это ума и умения хватило. Дым сразу уходил на улицу через выбитые окна. Стекло тогда вынесло во всей квартире. Но в комнатах он забил плотно досками и фанерой от шкафов.

Сзади каждого шкафа, если кто забыл — лист фанеры. Или даже два, если шкаф большой. Очень нужная вещь. А шкафу все равно — он спиной к стенке стоит. Да и потом — что такое шкаф? Шкаф — это заготовка для будущего костра. Такой сухой неприкосновенный запас. Как не будет совсем дров, можно будет взяться за шкафы. А на кухне в окне он оставил вверху щель — вытяжку. И свет из нее, когда на улице светло. Завтракать теперь на не надо. На работу же не идти! И потом — что это за завтрак, если по ощущению уже часов двенадцать дня? Значит, скоро уже будет обед. Вот обед — главное питание. Можно подогреть, можно что-то приготовить. Кстати, поискать сегодня дрова надо.

Походить по окрестностям. Много-то ему не надо. Это если бы большая компания, как в старых кино. Там всегда выживают большой компанией.

Хотя, если подумать, в одиночку выживать все же проще. Не надо думать о других, не надо беспокоиться за кого-то. Получается, голова не занята посторонними мыслями. И не расстраиваешься, если что вдруг. Николай Петрович аккуратно приоткрыл дверь в большую комнату. У него была двухкомнатная квартира. В маленькой спальной, в девятиметровке, он теперь жил сам. В большой лежали мама и соседка Люся. Он проверил, держится ли окно. В специально расшитую щель сверху тянуло морозом. В комнате было, почти как на улице. Только без ветра. То есть, фактически, как на кухне. Только костры здесь не жгли, и печки тут не было. Более или менее тепло во всей квартире было только в маленькой спальной. Но там — потому что живое тепло.

Потому что Николай Петрович дышит, двигается. Вот от него самого и тепло. А мама и Люся давно не дышат. По старым понятиям, надо бы их похоронить. Но как? Долбить мерзлую землю ломом и лопатой, которых никогда у него не было? Или устроить большой костер, когда каждый кусок дерева — это практически лишний день жизни? Мама раньше жила далеко. Они перезванивались строго раз в месяц, и Николай Петрович, посидев полчаса с телефонной трубкой возле уха, еще радовался, что — далеко. Он так всем и говорил, что жить надо далеко от родителей. Но потом, когда все стало совсем плохо, они решили съехаться. Вместе, мол, легче и проще. Да и телефон стал слишком дорог, а мама хотела общаться. А соседка Люся пришла сама. Сразу, как все грохнулось, постучала и долго плакала у мамы на плече. Женщины… Так вот и жили они втроем какое-то время. Теперь Николай Петрович давно живет один. Но прежде чем выйти на улицу, он всегда заглядывает в большую холодную комнату. Уже одевшись, натянув все, что есть теплого в доме, повязав женский пуховый шарф вокруг респиратора. Просто так заглядывает. По привычке, что ли. Ну, или чтобы сказать, как раньше уверенно и весело говорил в трубку телефона:

— Все будет хорошо, мама. Все будет хорошо.

Утро было, как утро. Самое обычное. Сначала бодрая трель будильника, потом свернуть постель — он всегда убирал постель, потому что если не убирать за собой постель, то можно и не вставать.

Пока комната проветривалась, нагоняя из решетки кондиционера морозный воздух, он успевал сделать зарядку. Комплекс тренажеров в углу отсчитывал каждое совершенное им усилие, а беговая дорожка была хороша и позволяла двигаться в любом режиме. Умывание. Душ? Он помялся перед душевой кабиной, но все же не полез в нее. А чего там — душ? Что он, физическим трудом ночью занимался, что ли? Потому — чистка зубов, умывание, вытирание, с рассматриванием в зеркало свое отражение. Ну, что… Неплохо. Для своих-то лет — совсем даже неплохо. И с морщинами неплохо, и с животом. Он повернулся в профиль, втянул живот и выпятил грудь — да, очень даже неплохо! Из ванной сразу направо — маленькая кухонька. Когда он идет в ванную, заходит туда и щелкает кнопкой чайника. А теперь умытый, вкусно пахнущий мылом, зубной пастой и немного мужским дезодорантом, с полотенцем на еще влажной шее, он насыпает в чистую чашку, помытую и поставленную на край стола с вечера, две ложки кофе, кладет три кусочка сахара и заливает кипятком, повторяя вслед за ним, съедающим с шипением сахар и кристаллики кофе:

— Ш-ш-ш-ш…. В холодильнике всегда были свежие йогурты. Он никогда не задумывался — откуда. Какая разница? Главное, они там были. Всегда.

И всегда был в прозрачной хлебнице свежий хлеб. Или такой же свежий лаваш, который можно было разрывать на куски и есть с густым йогуртом с кусочками неизвестных фруктов, похрустывающими на зубах, запивая горячим крепким черным кофе. Завтракал он всегда у компьютера. И обедал там же. И ужинал — тоже. И вообще весь его день проходил перед компьютером, который был настоящим окном в мир, потому что окон в его квартире просто не было. Да и не нужны они были, окна. Что там смотреть? Погоду? О погоде скажет сайт с прогнозом погоды. Да и друзья, проживающие неподалеку, тоже не раз и не два за день сообщат, что идет, мол, дождь, или что снег, или что на улице жарко и душно. Сначала он внимательно прочитывал длинную френдленту — он был «тысячником» в LiveJournal, и притом френдил всех взаимно, отвечал на комментарии под своими постами, а потом смотрел новости на трех разных новостных сайтах, прогноз погоды, проверял почтовые ящики, в которые уже набивалось по десятку-другому рекламных объявлений и прочего спама. В течение дня он иногда то включал, то выключал музыку, подпевая некоторым песням, писал несколько постов в свой журнал, потом принимался за роман, который задумал лет пять назад, но так никак и не мог закончить, хотя размер написанного уже тянул на хороший трехтомник. Ему не было скучно. Когда скучать? Времени не хватает, чтобы все узнать и все увидеть. Египетские пирамиды? Он щелкал по ярлыку и рассматривал их в любой проекции. Великая китайская стена? Где-то это было… А, вот она! И даже есть съемки из космоса, где видно, как она тянется червяком через горы и равнины. Московский Кремль? И о нем было множество материалов. В исторических форумах он спорил с теми, кто в который уже раз обещал катаклизмы, кризисы и очередную мировую войну. Он был историком по образованию и требовал всегда точных и ясных доказательств, а не домыслов или логики в построении модели дальнейшего развития.