Айзек Азимов - Антология мировой фантастики. Том 2. Машина времени

— Расстроился. Два года назад, — я освежил ее память.

— И ты ведь так ничего и не понял?

— Слушай! Столько народу мне говорит: «Не понял! Не понял!». Это единственная вещь, которую я и так уже понял.

— Ладно. Мне стоит объяснить… Только с чего начать?

Я дал ей поразмыслить, не стал перебивать. В конце концов она спросила:

— Ты веришь в предопределение?

— Не думаю.

— Нет-нет. Я не так начала. Скорее… не предопределение, а влечение… когда к чему-нибудь очень тянет… Знаешь ли, я всегда считала эту эпоху самой необычной и самой интересной… И кроме того, в это время жил единственный знаменитый человек в нашей семье. Вот я и сочла твой век чарующим. У вас его, наверное, назвали бы романтическим.

— Сам век или то, что ты о нем думаешь?.. — Но она не обратила внимания на мои слова и продолжала:

— Мое воображение рисовало мне целые флоты маленьких смешных леталок. На войне они храбро набрасывались на цель, как Давид на Голиафа. А еще колоссальные неуклюжие корабли, медленно плывшие в одиночестве, но в конце концов все-таки доплывавшие до цели. И никого не волновало, что они тащатся так медленно! И чудные черно-белые фильмы! И лошади на улицах! И старомодные трясучие двигатели внутреннего сгорания! И камины, которые топят углем! И потрясающие бомбежки. И поезда, которые ходят по рельсам! И телефоны с этими их проводами! И… и… еще много всякого. Сколько необычного можно было испытать на себе! Побывать, скажем, в настоящем театре, на какой-нибудь премьере Шоу или Кауэрда! Или заполучить только что отпечатанную книжку Т. С. Элиота! Или увидеть королеву, проезжающую мимо… наверное, чтобы открыть Парламент! Потрясающее время! Просто чудесное.

— Заслушаться можно. Сам-то я про наше время иначе думаю…

— О! Разумеется! Так и должно быть. Ты все видишь изнутри и не можешь абстрагироваться. Взглянуть со стороны. Пожил бы ты у нас, увидел бы, до чего все скучно, серо и монотонно!

Тут я малость опешил:

— Не понял… Где, ты говоришь, пожить?

— Ну, у нас. В нашем столетии, в двадцать втором. А, ну ты ж ничего не знаешь… Какая я дурочка!

Я сосредоточился на процессе подливания чая.

— Боже! Я знала, что будет трудно, — она говорит. — Правда же, трудно, да?

— Понятно, трудно.

Она — опять весла на воду, брызги в стороны.

— Отчего я занялась историей? Мне хотелось погрузиться в какую-нибудь эпоху. Ну а потом я получила твое письмо на день рождения и выбрала середину двадцатого века как тему для специализации. В смысле, я писала по нему дипломную работу. И конечно, я продолжала его исследовать и после выпуска.

— Э-э… мое письмо это все наделало?

— Но ведь был только один способ, да? Как мне еще-то было подобраться к машине времени? Сначала следовало попасть в историческую лабораторию. И все равно не видать мне машины времени, как своих ушей, не будь я лаборанткой у дядюшки Доналда.

— Машина времени — э? — Я уцепился за соломинку в этой чертовой каше — Что за штуковина?

Она воззрилась на меня такая вся удивленная.

— Ну это… машина времени. Чтобы изучать историю.

— Опять не понял. Ты бы еще сказала: «Делать историю!».

— Ой, нет. Это запрещено. Это уже уголовщина.

— Так, — я сказал. — Теперь насчет письма…

— Ну… я о нем рассказала, иначе никак не объяснишь… Но вы его еще не написали… выходит, получается маленькая путаница.

— Маленькая путаница — это слабо сказано. Мне бы как-то поконкретнее. Вот, например, я вроде бы написал… напишу… письмо. О чем?

Так сурово она на меня посмотрела! А потом стала куда-то в сторону пялиться. Вся краской залилась до корней волос. Потом заставила-таки свои глаза смотреть на меня. В зрачках — огонь. Посиял-посиял… и погас. Она уронила лицо в ладони и зарыдала.

— Ты меня не любишь. Ты не любишь меня! Лучше бы мне сюда не приходить! Лучше бы мне умереть!

— Знаешь, она прямо-таки фыркала на меня! — Тавия мне говорит.

— Ну, вот она удалилась, а с ней и моя репутация, — я говорю. — Отличная работница эта миссис Тумс, но ужасно строгая тетка. Она ведь и от места может отказаться.

— Из-за одного моего присутствия? Вот глупость!

— Наверное, у вас другие нравы…

— Но куда мне деваться? Ваших денег у меня всего несколько шиллингов, да и пойти не к кому.

— Откуда миссис Тумс об этом знать?

— Но мы же… В смысле, мы же не…

— Ночь и цифра два. У нас этого более чем достаточно. Вообще одной цифры два хватает.

— А, помню. Испытательного срока не было. То есть… его нет. Жесткая у вас система. Вроде лотереи — что выпало, с тем и живи.

— Ну… вроде того.

— До чего тупы эти старые обычаи, но… если приглядеться… есть в них шарм. — Тут она посмотрела на меня оч-чень задумчиво. — Ты вот…

— Нет, сначала ты, — я напомнил, — поподробнее объяснишь мне всю вчерашнюю дьявольщину.

— Не веришь мне?

— Знаешь, просто дух захватывает, — признал я. — Но потом я присмотрелся, вроде все верно, никто так сыграть не смог бы.

Хмурится.

— Ты такой любезный! Да я середину двадцатого знаю вдоль и поперек. Это специальность моя!

— Да помню я! Только яснее от этого не становится… Все историки на чем-нибудь да специализируются, но они же туда не… ныряют.

Ее чуть удар не хватил.

— То есть как? Очень даже ныряют. Разумеется. Иначе как работать дипломированному историку?

— Многовато у тебя этих «разумеется»… — я ей говорю. — Давай-ка начнем сначала. Вот хотя бы это мое письмо… ладно, черт с ним, пусть будет не письмо… — По лицу видно, как ей худо сделалось от одного упоминания о клятом письме. — Ты, стало быть, работала у дяди в лаборатории с какой-то машиной времени. Это… что? Нечто вроде магнитофона?

— Да Боже, нет! Нет-нет-нет! Больше похоже на шкаф. Ты туда влезаешь и переносишься в другие места и времена.

— Ого! То есть ты туда забрался в каких-нибудь две тысячи сто каких-то, а выбрался в тысяча девятьсот каких-то?

— В любой точке прошлого, — подтвердила она. — Только не всем это можно. Надо быть настоящим специалистом, иметь лицензию… В Англии всего шесть машин времени и около сотни во всем мире. К ним допускают с ба-альшими строгостями. Когда появились первые машины, никто знать не знал, какие будут сложности… Но потом историки стали сверять материал, полученный в путешествиях, и данные письменных источников по тем эпохам. Выяснилось много забавного! Еще до Христа какой-то грек Гиерон демонстрировал в Александрии простенькую модель паровой турбины; Архимед при осаде Сиракуз применял нечто наподобие напалма; Леонардо да Винчи рисовал парашюты, когда с ними еще неоткуда было десантировать; Эрик Рыжий каким-то неписаным путем открыл Америку задолго до Колумба; Наполеон очень интересовался подводными лодками, ну и так далее… В общем, ясно: кое-кто неосторожно использовал машину и наплодил хроноклазмы.