Танит Ли - Серебряный любовник (сборник)

Ресницы густые и длинные, темного оттенка корицы… помните, что она сказала?

Ничто живое не может быть настолько прекрасным.

И, как Шарффи безоговорочно подчеркнул, Сильвер — Верлис — не жил, и значит, все в порядке.

— Ты хорошо танцуешь, — сказал он.

— Спасибо. Да, я умею танцевать.

Он умер однажды. Они убили его. Теперь он воскрес из мертвых. О, не так, как Христос воскресил Лазаря. И… ведь даже Христос стал человеком.

Моя плоть к его плоти. Я больше не могла думать. Мне хотелось упасть без сознания на него, позволить морю накрыть меня приливными волнами удовольствия и забвения.

Что-то случилось, но что? Он взял меня за руку. Отвел в сторону, и окно растворилось — он, как и Шарффи (больше чем Шарффи), мог открыть любую дверь, даже без стука.

Мы оказались на улице, посреди террасы другой крыши. Высоко вверху фуксиновый пузырь, позади — свет шампань, и под ногами — неоновый мир.

— Лорен, — проговорил он. — Мне нравится твое имя.

— Верлис, — ответила я, — почему они изменили твое?

— А разве свое ты не изменила? — задал он встречный вопрос.

Что-то прошило меня, будто тонким копьем.

— Как ты узнал? Ты можешь читать мысли?

— Но ведь менять имена распространенная практика среди…

— Среди человеческих существ? Да, возможно.

— Ты не доверяешь мне, — сказал он. — А ведь более чем можешь.

— Потому что ты не человек?

— Конечно.

— Машина.

Он пожал плечами:

— Новый вид машины, Лорен.

— Прекрати повторять мое имя.

Он поднял мою руку к своим губам, провел пальцами по рту.

— Я снова прощу прощения. Чем бы ты предпочла заняться? Он обеспечит тебе проблемы, Шарффи, если ты все бросишь, да?

Несмотря на свое замешательство, вызванное разговором с ним, разговором человека с человеком, — безумным, и все же неизбежным, ведь я знала начало его истории, знала, что именно в этом он лучший, в своем человекоподобии, своей человечности, — до меня дошла другая истина.

Нет, не очередной Джейн мне предстояло стать, вовсе нет. Другая роль была мне уготована. Блондинка на Комптон Стрит. Бог мой, я должна была стать одной из подопытных крыс.

— Предполагается, что я трахну тебя, — высказала я мысль вслух. — Так?

— Боюсь, что да. Но мы можем просто притвориться.

— Ты способен лгать им? — удивилась я.

— Да, о чем-то подобном. Я не ставлю себе задачей причинить тебе страдания. Я знаю, они целеустремленные, но у меня уже было двое партнеров. Они видели, что я функционирую. — Он приподнял одну бровь. — Но если сопротивление их желаниям принесет тебе неприятности, то, возможно, нам следует сделать вид, что мы занимаемся именно тем, чего от нас ожидают?

— Но разве нас не будут прослеживать… как-то наблюдать?..

— Не совсем. Ничего больше элементарного наблюдения. Физические реакции я могу в себе программировать и регистрировать. И этого достаточно, чтобы убедить их. А затем ты просто скажешь им, что я…

— Совершенный, демонический любовник, — закончила я мысль.

— Да. Потому что, пусть и незаслуженно, я им и являюсь.

— Я знаю. И еще, похоже, ты автономен. Как такое может быть?

— Это фундаментальная штука. Мне необходимо быть автономным до определенных пределов. Иначе как бы я действовал?

— Значит, мы ускользнем куда-нибудь, прикинемся, что спаривались как кролики, а ты симулируешь какой-то процесс, чтоб они поверили: так все и было?

— Верно. Ты предпочтешь так?

— А что ты предпочитаешь?

Свет в его глазах. Солнца восходили в солнцах-очах. На этот раз никакого протеста с его стороны, в отличие от того случая с Джейн: «Никто не спрашивает робота, чего он хочет».

— Я бы предпочел, заняться с тобой любовью.

— Почему?

— Мне нравится секс. Возможно, не в той же мере, как людям, и не совсем по тем же причинам.

— Мне нравится секс с живыми мужчинами.

Он кивнул:

— О такой реакции им стоило бы знать. Иначе им не оценить, насколько стоящей будет команда.

— Команда — это ты .

— Все восемь нас.

— А еще кто-то не испытывал особого желания?

— Одна или две.

— Тогда, мне следует быть искренней, верно?

Без какого-либо предупреждения он приблизился ко мне. Легко опустил руки мне на плечи. Наклонил свое лицо к моему. Грива его волос, словно плотная пелена дыма, спрятала нас… В точности как она нам рассказывала.

— Может быть, Лорен, на всякий случай, нам стоит убедиться, что все действительно настолько безнадежно.

Он целует меня? Его губы касаются моих? Будто…

Я провалилась сквозь пространство, сквозь землю, на самое дно вселенной. Сквозь планету, океаны и галактики. Мне не было страшно. Это все, чего я хотела.

Интересно, когда-нибудь в жизни я позволяла себе полностью забыться? И это ли сейчас происходит со мной?

Поцелуй длился секунды, года.

Он не был проникающим, только его рот на моем.

Я ведь даже не обнимаю его. И сделала это в следующую же секунду. Под моими ладонями прощупывались гладкие, леопардовые мышцы его спины. Глаза мои были закрыты. Он держал меня, продолжая целовать, держал, пока я падала сквозь пространство открытого космоса.

— Я думаю, возможно? — выдохнул он в мои опущенные веки.

— Куда мы пойдем? — спросил голос Лорен.

— Здесь есть отдельные комнаты.

— А это должно происходить здесь?

— Нет. Мы можем пойти, куда тебе захочется.

Он раб. Пес на привязи. Цепь будет разворачиваться до бесконечности, пока они не захотят дернуть его назад.

— У меня есть комната, — сказала я. — В деловой части города.

Я не открывала глаз. Думала о Джейн и об устланной многоцветными коврами квартирке на улице Терпимости, которую я не нашла, не могла отыскать, потому что «Терпимость» не было настоящим ее названием.

— Тогда пойдем, — сказал он. — Только, тебе нужно видеть, куда ты идешь. Открой глаза, Лорен.

Я открыла их. Он снова взял меня за руку, будто очередной плененный любовник. Мы спокойно вышли из комнаты с шампанским, прошли через лазурную оранжерею, комнаты красного и белого вина и сахарно-розовое фойе, где двое лакеев без надобности сновали у бело-золотых двойных дверей.

Никто не глядел на нас, не пытался заговорить, не ободрял и не препятствовал нам. Мы были просто очередной парочкой, нашедшей общий язык, готовой вступить во внебрачную связь и быть довольной этим.

Машиной я не располагала, потому мы поймали ночной флаер. В стеклянной тыкве с нами были и другие люди: грустные рабочие, направляющиеся на каторжную работу, за сохранение которой приходится бороться; усталые девчонки, промышляющие проституцией. Кто-то забормотал позади нас:

— Видишь его? Это один из актеров из виспо. Зачем ему понадобилось лететь флаером? Трущобы посещает с благотворительностью. Ублюдок.