Джек Финней - Меж двух времен (сборник)

Наступила тишина; все четверо неподвижно наблюдали за Бекки и мною. Он был прав, я верил ему. Я знал, что это правда, хотя трудно было и не хотелось верить, и меня охватывали беспомощность и тоска. Я ощущал кончиками пальцев, совершенно реально жгучую потребность что-то делать и сидел, сжимая и разжимая кулаки. Вдруг бессознательно, безо всякой причины, просто из потребности действовать, делать что-то я протянул руку назад, схватил шнурок от жалюзи и дернул за него. Жалюзи подскочили вверх, загрохотав пулеметной очередью, дневной свет ворвался в комнату, и я повернулся к окну, чтобы присмотреться к толпе покупателей, к магазинам, машинам, к такой обыкновенной картине внизу.

Четверо в комнате не пошевелились — они сидели, глядя на меня. А я напрягал мозг в отчаянных поисках выхода из положения.

Мэнни раньше меня понял, что со мной происходит.

— Ты возьми и брось что-нибудь в окно, Майлз. Это привлечет внимание, люди поднимут глаза и увидят разбитое стекло. Можешь встать у окна и взывать к ним. Но никто не подойдет. — Мой взгляд упал на телефон, и Мэнни добавил: — Возьми трубку, мы тебе мешать не будем. И ты дозвонишься до телефонистки. Но она тебя ни с кем не соединит.

Бекки порывисто спрятала лицо у меня на груди и вцепилась обеими руками в мой пиджак. Держа ее в объятиях, я чувствовал, как ее плечи содрогаются в беззвучном рыдании.

— Чего же вы тогда ждете? — Кровь бросилась мне в голову. — Вы что, пытаете нас?

Мэнни покачал головой, выражая сожаление:

— Нет, Майлз. Никоим образом. У нас нет ни малейшего желания причинить вам зло. Вы же мои друзья! Или были ими. Неужели ты не видишь, Майлз? Мы ничего не собираемся делать — только ждать, а тем временем стараемся объяснить, вынудить вас понять и принять это, сделать так, чтобы для вас все прошло как можно легче. Майлз, — просто сказал он, — мы должны ждать, пока вы заснете. А заставить человека спать — невозможно.

Мэнни посмотрел на меня и тихо добавил:

— Но точно так же невозможно сопротивляться сну. Вы можете отгонять его какое-то время, но в конце концов… вам придется уснуть.

Маленький толстяк у двери, я и забыл о его существовании, вздохнул и сказал:

— Запереть их в камере — все равно уснут. К чему эти уговоры?

Мэнни неприязненно взглянул на него:

— Потому что эти люди — мои друзья. Идите домой, если хотите, мы и втроем справимся.

Толстяк только вздохнул, как я заметил, никто из них не воспринимал оскорблений, и остался на месте.

Мэнни вдруг встал, подошел к нам и посмотрел на меня с выражением сочувствия.

— Майлз, признай же это! Вы прижаты к стене, сделать ты ничего не можешь. Веди себя мужественно и разумно, разве тебе нравится видеть Бекки в таком состоянии? Мне вот никак!

Мы впились глазами друг в друга, и мне как-то не верилось в его гнев.

Тихо, ласково Мэнни сказал:

— Поговори с ней, Майлз. Убеди ее признать правду. Все будет хорошо, поверь мне. Вы совсем ничего не почувствуете. Заснете, а когда проснетесь, будете чувствовать себя точь-в-точь такими, как сейчас, только отдохнувшими. Такими вы и будете. Чему, черт побери, вы сопротивляетесь?

Выждав секунду, он отвернулся и направился к кушетке.

Я медленно погладил Бекки по голове, мягко и ласково, пытаясь как-то успокоить ее. Усталость разливалась по каждой клеточке моего тела; я не был изможден — мы с Бекки какое-то время еще могли держаться, но вряд ли долго. К тому же мысль о сне, о том, чтобы отбросить все заботы и просто заснуть, а потом проснуться таким же Майлзом Беннеллом — эта мысль была опасно привлекательной.

Я посмотрел на Мэнни, который сидел напротив на кушетке, глядя на нас с сочувственным ожиданием. По его глазам видно было, как он хочет, чтобы ему поверили, и мне пришло в голову, нет ли в его словах какой-то непонятной правды. Даже если это было не так, все равно я не мог спокойно ощущать, как насмерть перепуганная Бекки дрожит всем телом возле меня. Я понимал, что могу сделать для нее несколько больше, чем просто так сидеть рядом и гладить ее волосы. Я мог уговорить ее. Я мог принять правду Мэнни, поверить в нее — и своей верой убедить Бекки. Может, это и было решением, как знать.

Размышляя, я крепче обнял Бекки, продолжая перебирать ее волосы. Она не переставала дрожать; усталость овладела моими мыслями и желаниями, и я уж было поддался искушению поверить им и отдохнуть; и вдруг — волю к выживанию подавить невозможно — я понял, что мы будем, мы должны бороться.

Мы должны держаться как можно дольше, до последнего, сопротивляться и надеяться даже тогда, когда никакой надежды уже не будет. Я повернулся к Бадлонгу, пытаясь что-то вспомнить, что-то сказать, надеясь в собственных словах найти поддержку, надеясь, я и сам не знал на что.

— Как это было? — произнес я наконец будничным тоном. — Вся Санта-Мира — как это произошло?

Бадлонг охотно ответил.

— Поначалу в общем-то наобум, — мягко произнес он. — Шары, или коробочки, приплыли сюда. Это могло быть какое угодно место, но в конце концов они очутились именно на ферме Парнелла, на куче мусора, и их первыми попытками было дублирование того, что им встретилось: пустая банка, вымазанная соком когда-то свежих фруктов, сломанная деревянная ручка от топора. Это естественные потери. Они имеют место всегда, когда семена или споры попадают в непригодное для жизни место. Однако несколько других коробочек, — кстати, достаточно было бы одной, — упали, или приплыли, или были занесены ветром или любопытными людьми туда, куда следовало. А потом те, кто был заменен, помогли замениться другим, в первую очередь своим близким. Случай с Вильмой Ленц, вашей хорошей знакомой, типичен: именно ее собственный дядя подложил в подвал коробочку, которая вызвала ее превращение. И именно отец Бекки… — из вежливости он не стал договаривать. — Во всяком случае, как только произошла первая замена, случай перестал решать ход процесса. Только один человек, Чарли Бухгольц, городской контролер газовых и электрических сетей, осуществил около семидесяти замен; у него свободный вход в подвалы, и обычно его никто не сопровождает. Молочники, водопроводчики, плотники действовали в других местах. К тому же, ясное дело, коль уж кто-то в доме становился преобразованным, заменить остальных было делом скорым и несложным.

Он вздохнул с какой-то грустью.

— Безусловно, имели место накладки. Одна женщина видела, как ее сестра спит в кровати, а минуту спустя — процесс еще не завершился — еще раз заметила свою сестру, на этот раз спящей в шкафу в гостиной. Эта женщина просто сошла с ума. Некоторые, те, кто сообразил, боролись. Они сопротивлялись — трудно понять, почему — и это было… неприятно для всех.