Роберт Силверберг - Ночные крылья (сборник)

– Нет, сейчас я не ошибся. Где поблизости мыслешлем? Я узнаю все в общежитии Летателей.

Олмейн взяла меня за руку.

– Уже поздно, Томис. Ты весь как в лихорадке. Из-за какой-то костлявой Летательницы. Что ты в ней нашел?

– Она…

Я запнулся, не зная, как выразить все словами. Олмейн знала историю моего путешествия из Эгапта с этой девушкой. Она знала, как безобразный старый Наблюдатель испытывал к девушке отеческую любовь, хотя мне казалось, что я испытывал нечто большее. Как я потерял ее и она попала к лже-Измененному Гормону, а потом к Принцу Роума. Однако, что же все-таки Эвлюэлла значила для меня? Почему один вид кого-то, кто напомнил мне Эвлюэллу, привел меня в такое страшное смятение? Я искал ответ в своем бушующем рассудке и не мог его найти.

– Пойдем в гостиницу, отдохнем, — предложила Олмейн. — Завтра мы обратимся с заявлением о возрождении.

Однако сперва я надел мыслешлем и связался с жилищем Летателей, задал вопрос и получил нужный ответ. Да, Эвлюэлла из Летателей в самом деле находилась в Ерслеме.

– Передайте ей, пожалуйста, — попросил я, — что Наблюдатель, которого она знала в Роуме, и который сейчас Пилигрим, будет ждать ее завтра в полдень у дома возрождения.

После этого я вернулся с Олмейн в наше жилище. Она была какой-то угрюмой и отчужденной, и когда сняла маску в моей комнате, все ее лицо было перекошено — отчего? От ревности? Да. Для Олмейн все мужчины были рабы, даже такой изношенный, как я. И у нее вызывало отвращение, что другая женщина может так зажечь меня. Когда я вынул звездный камень, Олмейн поначалу не присоединилась ко мне. И лишь когда я приступил к ритуалу, она согласилась. Но я был в таком напряжении, что не смог войти в единение с Волей, и Олмейн тоже. Мы угрюмо глядели друг на друга полчаса, потом разошлись спать.

Идти в дом возрождения нужно самому по себе. На заре я проснулся, вступил на некоторое время в единение с Волей и, не позавтракав, ушел без Олмейн. Через полчаса я стоял у золотой стены Старого города, еще через полчаса я пересек аллеи внутреннего города. Я прошел мимо золоченого купола исчезнувших мислемов и повернул налево, следуя за потоком Пилигримов, которые в столь ранний час шли к дому возрождения.

Дом этот был построен во Втором Цикле, ибо именно тогда зародился процесс возрождения и из всех наук того времени, только возрождение дошло до нас примерно в том же виде, как его практиковали тогда.

Прямо при входе меня приветствовали члены Возрождающих в зеленом одеянии — первый член этой гильдии, которого я встречал за всю свою жизнь.

Возрождающих набирают из Пилигримов, которые хотят остаться работать в Ерслеме и помогать другим возрождаться. Эта гильдия подчиняется той же администрации, что и гильдия Пилигримов, даже одеяние у них одинаковое, хотя и разного цвета.

Голос Возрождающего был веселым и бодрым:

– Добро пожаловать в этот дом, Пилигрим. Кто ты и откуда?

– Я Пилигрим Томис, ранее Томис из Летописцев, а еще ранее я был Наблюдателем и при рождении мне было дано имя Вуэллиг. Я родился на Исчезнувших континентах. Много путешествовал до и после того, как стал Пилигримом.

– Чего ты здесь ищешь?

– Возрождения. Искупления.

– Пусть Воля дарует тебе исполнение твоих желаний, — сказал Возрождающий. — Пойдем со мной.

Через узкий, слабо освещенный коридор он привел меня в небольшую каменную камеру. Он сказал мне, чтобы я снял маску и крепко сжал свой звездный камень. Привычные ощущения единения охватили меня, но единства с Волей не было. Я скорее испытывал, что связан с умом другого человеческого существа. Хотя мне показалось это странным, я не сопротивлялся.

Кто-то изучал мою душу. Все было выложено как на ладони: мой эгоизм и моя трусость, мои ошибки и падения, мои сомнения и мое отчаяние, и сверх всего — самое позорное действие, которое я совершил, продав завоевателям документ. Я видел все это и знал, что недостоин возрождения. В этом доме можно продлить срок своей жизни в два-три раза, но почему Возрождающие должны оказывать это благо мне, недостойному?

Я долго размышлял о своих недостатках. Затем контакт прервался и вошел другой Возрождающий.

– Воля благоволит к тебе, друг, — сказал он, протянув кончики пальцев, чтобы коснуться моих.

Когда я услышал этот низкий голос, увидел эти белые пальцы, я понял, что уже встречал его раньше, когда стоял перед воротами Роума в сезон перед тем, как пала Земля. Тогда он был Пилигримом и пригласил меня путешествовать с ним в Ерслем, но я отказался, так как меня звал Роум.

– Твое Паломничество было удачным? — спросил я.

– Да, оно было ценным, — ответил он. — А у тебя как? Ты уже не Наблюдатель, как я погляжу.

– Да, это у меня уже третья гильдия за год.

– Будет еще одна, — сказал он.

– И что же, я должен стать Возрождающим?

– Я не имел этого в виду, друг Томис. Но мы поговорим об этом, когда ты сбросишь часть своих лет. Тебя приняли к возрождению, я рад тебе это сообщить.

– Несмотря на мои грехи?

– Из-за твоих грехов. Таких, какие они есть. Завтра на заре ты войдешь в первую ванну возрождения. Я буду проводником в этом твоем втором рождении. Я — Возрождающий Талмит. Ты можешь идти, а когда вернешься, спросишь меня.

– Один вопрос…

– Да?

– Я совершал Паломничество с женщиной Олмейн, ранее она была Летописцем из Перриша. Ты не можешь мне сказать, приняли ли ее для возрождения?

– Я ничего о ней не знаю.

– Она плохая женщина, — сказал я. — Тщеславная, властная, жестокая.

Но все же, я думаю, она может спастись. Ты можешь помочь ей?

– У меня нет никакого влияния, — ответил Талмит. — Ее подвергнут допросу, как и всех прочих. Могу сказать только одно — добродетель не является единственным критерием для возрождения.

Он проводил меня до выхода. Холодное солнце освещало город. Я был как выжатый лимон, опустошенный, и даже не радовался тому, что меня допустили к возрождению. Был полдень, я вспомнил о свидании с Эвлюэллой и обошел вокруг дома с возрастающим беспокойством. Придет ли она?

Она стояла перед зданием позади памятника времен Второго Цикла. Алый жакет, меховые чулки, стеклянные сандалии на ногах, два явных горбика на спине — даже с расстояния было видно, что это Летательница.

– Эвлюэлла! — крикнул я.

Она повернулась. Она была бледна, худа и выглядела еще моложе, чем тогда, когда я видел ее в последний раз. Ее глаза изучали мое лицо в маске и на мгновение она была озадачена.

– Наблюдатель? — спросила она. — Это ты?

– Зови меня теперь Томис, — сказал я. — Но я тот самый человек, которого ты знала в Эгапте и в Роуме.

– Наблюдатель! О, Наблюдатель! Томис. — Она прижалась ко мне. — Как давно это было! Сколько всего произошло!