Роберт Силверберг - Ночные крылья (сборник)

Говоря это, я обнаружил, что убеждаю себя, что это все еще так, что мы с Сундарой сможем достичь продолжения взаимоотношений, ведь мы были разумными существами. И в то же время, я только что попросил ее нанять адвоката. Я понимал, как Карваджал говорил мне: «Вы уже потеряли ее» — с безжалостной окончательностью в голосе. Но он говорил о будущем, а не о прошлом.

Она сказала:

– Ты теперь думаешь, как это безнадежно, правда? Что заставило тебя переменить мнение?

– Как?

– Ты изменил свое мнение?

Я ничего не ответил.

– Ты не считаешь, что на самом деле хочешь развода, Лью.

– Я хочу, — прохрипел я.

– Ты так только говоришь.

– Я не прошу тебя читать мои мысли, Сундара. Мы должны только пройти этот юридический вздор, чтобы как положено освободиться друг от друга и жить отдельными жизнями.

– Ты не хочешь развода, но все-таки разводишься. Как странно, Лью. Позиция совершенно транзитной ситуации. Ты знаешь, что мы называем ключевой точкой ситуацию, в которой ты противостоишь каким-то положениям и в то же время стараешься следовать им. Из этого есть три возможных исхода. Тебе интересно слушать? Одна возможность — шизофрения. Другая — самообман, когда ты притворяешься, что принимаешь обе альтернативы, а на самом деле — нет. И третья — состояние вдохновения, известное в Транзите как…

– Ради Бога, Сундара!

– Я думала, тебе интересно.

– А я полагаю, что нет.

Долгое мгновение она изучала меня. Потом улыбнулась.

– Это дело по поводу развода как-то связано с твоим даром предсказывания, ведь так? На самом деле сейчас ты не хочешь развода, даже хотя у нас не очень-то хорошо все идет, но тем не менее ты думаешь, что ОБЯЗАН начать организовывать развод, потому что у тебя было предвидение, что в ближайшем будущем у тебя он будет, и… разве это не так. Лью? Давай, скажи мне правду. Я не рассержусь.

– Ты недалека от истины, — ответил я.

– Думаю, что нет. Ну, и что мы будем делать?

– Вырабатывать договор о разделении, — мрачно ответствовал я. — Нанимай адвоката, Сундара.

– А если я не сделаю этого?

– Ты имеешь ввиду, что будешь оспаривать?

– Этого я не говорила. Я просто не хочу иметь дело с адвокатами. Давай сделаем это сами, Лью. Как цивилизованные люди.

– Я должен буду посоветоваться с Комурьяном об этом. Это, может быть, цивилизованный способ, но мы сделаем это неуклюже.

– Ты думаешь, я обману тебя?

– Я больше ничего не думаю.

Она подошла ко мне. Ее глаза сверкали, ее тело излучало трепещущую чувственность. Я был беспомощен перед ней. Она могла получить от меня все. Наклонившись, Сундара поцеловала меня в кончик носа и сказала сипло, театрально:

– Если ты хочешь развода, дорогой, ты его получишь. Все, что ты хочешь. Я не буду стоять на твоем пути. Я хочу, чтобы ты был счастлив. Я люблю тебя, и ты это знаешь. — Она озорно улыбнулась. О, эта транзитная озорница!

– Все, что ты хочешь, — сказала она.

Я снял для себя трехкомнатную меблированную квартиру в Манхэттене в старой, когда-то роскошной высотке на Восточной шестьдесят третьей, недалеко от Второй Авеню, в когда-то роскошном районе, не пришедшем еще окончательно в упадок. Генеалогия здания была свидетельством ассортимента средств безопасности, датируемых от шестидесятых до ранних девяностых, все, от полицейских запоров и скрытых смотровых отверстий до ранних моделей фильтровых лабиринтов и скоростных экранов. Мебель была проста и по стилю не относилась ни к какому времени, древняя и чисто утилитарная. Кушетки, стулья, кровать и столы, книжные шкафы и все остальное было настолько анонимным, что казалось невидимым. Я сам себя тоже ощущал невидимым после того, как окончательно переехал, и грузчики, и суперинтендант здания ушли, оставив меня в одиночестве в моей новой гостиной, как вновь прибывшего посла из ниоткуда, чтобы занять резиденцию в забвении. Что это за место и как случилось, что я живу здесь? Чьи это стулья? Чьи отпечатки пальцев на голых голубых стенах?

Сундара позволила мне взять несколько картин и скульптур, и я расположил их здесь и там; они, казалось, великолепно вписывались в роскошную структуру нашего кондо в Стейтен-Айленде, но здесь они выглядели странно и неестественно, как пингвины в степи. Здесь не было ни подсветок, ни хитрого сплетения соленоидов и реостатов, ни покрытых коврами пьедесталов. Только низкие потолки, грязные стены и окна без светозащиты. Но я не испытывал жалости к себе за то, что я оказался здесь, только смятение, пустоту, растерянность.

Первый день я провел распаковываясь, размещаясь, расставляя, образуя для себя лары и пенаты. Работал я медленно и неэффективно. Часто останавливался, задумываясь, но ни на чем не мог сосредоточиться. Я не выходил даже за продуктами. Вместо этого я по телефону сделал стодолларовый заказ в супермаркете Гриктеда на углу, просто для того, чтобы дома был какой-то начальный запас продуктов. Обед в одиночестве казался безвкусным: набор случайно подобранных блюд, равнодушно приготовленных и торопливо проглоченных. Спал я один и, к своему удивлению, спал очень хорошо. Утром я позвонил Карваджалу и отчитался перед ним в том, что делал накануне.

Он сказал, выразив свое одобрение:

– У вас из окна спальной комнаты вид на Вторую Авеню?

– Да.

– Темная кушетка?

– Да. А почему вы хотите это знать?

– Просто проверяю, — сказал он. — Чтобы быть уверенным, что вы нашли правильное место.

– Вы имеете ввиду, что я нашел то, что вы ВИДЕЛИ?

– Верно.

– А разве было какое-нибудь сомнение, — спросил я. — Вы перестали верить тому, что ВИДИТЕ?

– Ни на секунду. А вы?

– Верю ли я вам? Я верю вам. А какого цвета у меня раковина в ванной?

– Я не знаю, — сказал Карваджал, — я никогда и не старался заметить этого. А вот холодильник у вас светло-коричневый.

– О'кей. Вы произвели на меня впечатление.

– Надеюсь. Вы готовы записывать?

Я нашел блокнот.

– Давайте, — сказал я.

– Четверг, тридцать первого октября. Куинн полетит в Луизиану на следующей недели для встречи с губернатором Тибодо. После этого Куинн заявит о своей поддержке проекта строительства дамбы. Когда он вернется в Нью-Йорк, он уволит сотрудника отдела жилищных проблем Риккарди и предоставит эту должность Чарльзу Льюисону. Риккарди будет назначен в администрацию по расовым вопросам, а потом…

Я все это записал, качая головой, как обычно, в то время как Карваджал бормотал свое. Какое мне дело до Тибодо? Почему я должен предсказывать строительство дамбы? Я думал, что дамбами уже не пользуются. И Риккарди справляется со своей работой насколько хватает его интеллектуальных способностей. Разве итальянцы не обидятся, если я предложу ему такую высокую должность? И так далее, и так далее.