В Глухов - На суше и на море

Черная зябь полей, скирды золотой соломы, убранные поля кукурузы. Пожелтевшие лесные полосы. Во всем чувствуется дыхание золотой осени.

И хотя мы едем близ моря, мысли сейчас только о земле, о труде земледельца. Сколько любви, энергии и сил вложено людьми в эту иссушенную землю, чтобы она принесла плоды, да еще такие богатые. И невольно начинаешь испытывать огромное уважение к этим труженикам полей, которые приехали с цветущей Украины и поселились здесь, на «краю земли», на Тарханкуте, в поселке Далекое.

С нами в автобусе едут две молодые женщины — Люба Добровольская и ее подруга Нила Прилипко. Обе они — доярки, приехали с Украины. И обеим здесь очень нравится.

— Просторы-то какие, — мечтательно говорит Нила, — и море… Ведь каждый день купаться ходим.

— Хорошо здесь, лучше, чем под Херсоном, — в тон подруге говорит и Люба.

Подруги сажали полезащитные лесные полосы, ухаживали за ними и знают, как тяжело без воды их выращивать.

Женщины повторяют извечные слова крымских крестьян о засухе, лелеют мечту о днепровской воде.

— Ну, да теперь уже недолго осталось, говорят, скоро днепровская вода придет к нам… — произносит Люба.

— Что тогда будет! — радостно подхватывает Нила и даже подпрыгивает на сиденье.

— Но посмотрите, какие мы и без воды полосы вырастили, — степенно продолжает ее старшая подруга. — Хорошие абрикосы уродились. Мы из них варенья много наварили.

Вот и Далекое… Новому человеку оно покажется серым, пыльным и унылым. Но побудьте здесь с недельку, и все покажется в ином свете. Так, по крайней мере, произошло с молодой киевлянкой экономистом Людой Яворской. Приехав сюда по окончании института, она ужаснулась и подала заявление о переводе в другое место. А спустя некоторое время уже горячо доказывала, что нет места лучше Далекого. Здесь чудесный степной воздух, веселые трудолюбивые люди.

Оленевка — живописнейшее село, расположенное в холмистой местности на берегу красивого соленого озера Лиман.

Остановились мы у Анисьи Даниловны Калатур, в чистой прохладной хате. Узнав о цели нашего приезда, хозяйка воскликнула:

— Птиц у нас всяких тьма-тьмущая. И увидеть их не так трудно. Я вам их покажу. — Она сказала это таким тоном, словно хотела показать кур или индеек в своем птичнике.

И вот мы идем к Лиману. Летали чайки, пронзительно кричали, бросаясь с высоты в воду, чегравы.

На берегу в иссиня-черной грязи копошились утки.

— Нырки… — прошептала Анисья Даниловна.

При нашем приближении большинство птиц, усиленно замахав крыльями, бросились в озеро и быстро поплыли. И вдруг все, словно по команде, нырнули. Прошло довольно долгое время, прежде чем они снова оказались на поверхности. Домашние утки, оставшиеся на берегу, закрякали, засуетились и, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, тоже шлепнулись в воду, не торопясь поплыли.

— Они всегда вместе на берегу держатся — и дикие и домашние, — говорила Анисья Даниловна, — а вот на воде они не товарищи. Нырки не плывут, а словно торпеды по воде скользят. А домашние грузные, тяжелые…

За Лиманом сверкало еще несколько мелких безымянных озер, почти совсем пересохших. Все они пестрели от множества различных куличков. Анисья Даниловна показала нам зуйков, песочников, куликов-сорок.

Когда мы подходили к какому-нибудь озеру, стайки куликов, громко переговаривавшихся между собой, вдруг снимались и перелетали на новое место. Иногда они даже не летели, а перебегали шумной ватагой.

— А вот у цапли повадки совсем другие, — продолжала свой рассказ Анисья Даниловна. — Вон они, — она указала на больших рыжих сгорбленных птиц. — Смотрите, как они поднимутся.

Рыжие цапли подпустили нас довольно близко, а потом замахали огромными крыльями, тяжело поднялись в воздух и полетели.

— К морю потянули, — определила Анисья Даниловна.

Так бродили мы от озера к озеру, рассматривая птиц.

— Самых интересных увидим завтра утром, — заявляет Анисья Даниловна и ведет нас по белым сыпучим пескам.

Мы идем, с трудом вытаскивая из них ноги. Песчаная пересыпь здесь до полукилометра ширины и более километра длины. Слышится какой-то шум, который, как нам кажется, все нарастает.

— Что это?..

Анисья Даниловна улыбается, но ничего не отвечает и ведет нас на высокие песчаные холмы. Внезапно мы останавливаемся пораженные. Внизу, у наших ног, лежит море — безбрежное, синее-синее, яркое, в жемчужной пене. Оно такое прекрасное, величественное, могучее, действительно свободная стихия.

Но вот мы заметили, что стоим как бы во впадине, а далеко-далеко, почти у самого горизонта, края суши закругляются двумя выступами: южным и северным. Еще в 1858 году известный ученый и путешественник зоолог К. Ф. Кесслер метко сравнил эту оконечность Крыма с рыбьим хвостом. Южный выступ-мыс Тарханкут, северный — мыс Карамерун, или Обрывный. Между ними — Караджинская бухта.

На Обрывном мысе — мрачные развалины большого здания из серого местного камня, возведенного в конце прошлого века генералом Поповым. Вокруг «замка», как его называют жители, был разбит прекрасный парк — с декоративными и фруктовыми деревьями, виноградниками, фонтанами. Но во время войны и замок и сад сильно пострадали от фашистов. Анисья Даниловна сообщила нам, что здесь, видимо, скоро выстроят санаторий.

На другой день наша хозяйка разбудила нас еще до рассвета. Мы отправились на соседний двор, примыкавший к озеру.

— Цапли, — прошептала Анисья Даниловна, — белые цапли.

На темном фоне высокой травы выделялись силуэты больших белых птиц. Мы долго стояли, боясь пошевелиться. Время шло. Стало светать. Белые птицы начали просыпаться, бормотать. Они задвигались, захлопали крыльями и вдруг все взлетели в воздух. Словно белое облако поплыло через озеро к морю.

Мы вышли на Лиман. Там, как и вчера, отдыхали табунки домашних и диких уток. Иногда они так близко держались друг к другу, словно составляли одну большую стаю.

— Видели бы вы, сколько у нас этих уток да цапель в апреле, в самый разгар перелета. И Лиман и мелководье моря кишат птицами. А сколько их в это время в нашем старом колхозном саду.

В этих словах Анисьи Даниловны слышалась неподдельная любовь к природе, ко всему живому!

Как-то чудесным августовским утром мы отправились в степь. Наша хозяйка предупредила нас, чтобы мы обязательно надели обувь с резиновой подошвой.

Идем на северо-запад, к берегу моря. Все та же сухая выжженная степь, каменные глыбы, скифские курганы. На некоторых из них растут темные терновые кусты, словно чья-то заботливая рука посадила их на могиле своих далеких предков.

Мы прошли около пяти километров.