В Глухов - На суше и на море

В период голода, от которого погибли почти все дети племени, я покинул своих друзей таромарис. Мой путь снова лежал через джунгли. Больше по привычке, чем с надеждой выйти, я упорно пробивался на юго-запад.

Однажды после полудня я почувствовал, что больше не могу идти. Наступил сильнейший приступ лихорадки. В таком случае одинокому человеку, оказавшемуся в диком лесу, остается только построить нечто вроде убежища из листьев ложного банана бихао, зажечь огонь и лечь, моля судьбу, чтобы змеи и ядовитые муравьи пощадили его. Несколько раз в таких хижинах я обнаруживал скелеты или кучки белого порошка, а однажды — американскую шляпу, похожую на те, что выдали нам в Манаусе. Когда удалось заснуть, то я увидел себя во сне мертвым, вернее в аду…

Сколько времени длился этот кошмар? Когда я пришел в себя, вокруг меня горел лес. Воздух был насыщен дымом, и почти нечем стало дышать. Лес горел с треском, воскрешая представление об аде… Лесные пожары в Амазонии — частое явление. Как-то писали, что десятая часть амазонского леса всегда охвачена огнем. Но на этот раз я был окружен пламенем! То, что поблизости оказалась река, а на ней плавучий островок, принесло спасение, хотя моей жизни все еще угрожала лихорадка. Плавание на покрытом зеленым ковром островке несомненно было самым невероятным приключением. Среди огня островок плыл по течению. Оторванный ежегодным паводком, всего ста метров длины и пяти ширины, он стал пристанищем не только для меня. Лежа на животе, я осматривал свое плавучее владение. И то, что я увидел по соседству, заставило меня оцепенеть и похолодеть от страха: огромная анаконда ползла мне навстречу. Это наиболее ужасное животное амазонских джунглей. Если верить индейцам таромарис, отдельные экземпляры этих змей достигают пятнадцати метров в длину и до пятидесяти сантиметров в диаметре. Моя же соседка по островку имела не менее девяти метров; казалось, она не замечала моего присутствия. Другие животные, попавшие на плавучий островок, в страхе шарахались от нее. Здесь были калюипарас — огромные крысы, раке — вид морских свинок, пекари — небольшие дикие кабаны [101] Пекари только родственны кабанам, принадлежат к одному подотряду нежвачных парнокопытных. — Прим. ред. . Даже ягуар выгнул спину, как испуганная кошка. Но у всех нас был один, более страшный враг — огонь.

В течение дня наполовину задохнувшиеся обитатели этого удивительного Ноева ковчега плыли по реке, мирно уживаясь друг с другом. И вот пожар остался позади. Змеи первыми покинули плавучий остров. Затем бесшумно исчез ягуар. Как только дым полностью рассеялся, я тоже покинул плот.

Падая от сильного истощения, я с трудом смог построить себе хижину на твердой земле. Сон надолго сковал меня, подкрепив силы. Недавнее фантастическое путешествие по реке, вырвавшее меня из огня, вселило своего рода уверенность в благополучный исход путешествия, длившегося уже столько лет. Лихорадка прошла. Я стал думать о дне, когда выйду из леса.

Но это еще не было концом моей Одиссеи. Я продолжал идти все в том же направлении и жестоко поранил себе ногу. Не помню, как это случилось, но рана долго не заживала. Она была наполнена червями, и, поедая гнилое мясо, они осуществляли естественную дезинфекцию, которую я сам сделать не мог. Это меня спасло. К сожалению, мне пришлось отдать индейцам свой компас (которые, конечно, не знали, для чего он служит, и как зачарованные смотрели на колебания стрелки) в обмен на кароду — очень сильное снотворное средство, которое должно было сократить мои предсмертные страдания. Рана на ноге заставила меня надолго остаться у этого племени невдалеке от того места, где я покинул зеленый плот. Нужно было не только подлечиться и восстановить силы, но и выручить свой компас, так как без него все надежды выбраться из леса были бы напрасными. В джунглях нельзя ориентироваться на глаз. Там, где не видно ни неба, ни горизонта, теряют представление о странах света.

Работая среди своих друзей индейцев, я в какой-то степени превратился в врача. Мне удалось спасти детей от болезни бери-бери («стеклянные ноги»). Мое знание медицинских секретов других племен, хорошо изучивших лечебные свойства растений, например ипека или пючурин, дало мне возможность завоевать у индейцев лестную репутацию, и за успешное лечение я получил обратно компас и даже карабин, который, как я понял, был получен от другого беглеца из «каучуковой армии», умершего от истощения в джунглях… И все же я решил покинуть и этих друзей, чтобы опять отправиться в путь. Но на сей раз не обошлось без трудностей. Привыкшие ко мне и моим медицинским познаниям, индейцы намеревались оставить меня у себя. Бежать я не мог, так как они сейчас же настигли бы меня. Тем не менее мне удалось приучить их к мысли о моем уходе. В конце концов они потребовали, чтобы я передал свои познания и рецепты двум молодым знахарям, пациентом которых я сам был вначале. В то время я знал уже с десяток растительных настоек против лихорадки, значительно более эффективных, нежели хинин, которого так не хватало мне в первые годы странствования по лесу. Наиболее чудесным средством является поко — крохотный грибок, растущий на некоторых мертвых деревьях.

Мои друзья индейцы сопровождали меня в пути несколько дней. Они изготовили для меня бальсовый плот, дали запас продуктов, а также проводника, молодого человека по имени Ого. Он шел со мной много дней, пока мы не достигли «плохой земли», где со слезами на глазах попросил отпустить его в обратный путь.

— Я знаю, что ты бог джунглей, — сказал он мне умоляющим голосом, — но у меня такая охота повидать свою невесту…

В который раз я остался один в джунглях, но уже не был похож на призрак. На мне были брюки из кожи пекари, рубашка, карабин на ремне, как у тех одиноких искателей приключений в Мату-Гросу, которые ищут алмазы, орхидеи, редких бабочек; как у охотников на диких зверей или миссионеров, каких можно было видеть на плотах. Я очень устал, но знал, что в какой-то, теперь уже не столь отдаленный, день через несколько месяцев, быть может через год, встречу белых людей. Я также знал, что не должен никому говорить, откуда я иду, так как мне не поверят и сочтут за сумасшедшего.

И тем не менее в тот день, который я ожидал восемнадцать лет, я сказал первому встретившемуся мне белому человеку, откуда я иду…

Виржилио да Лима. (Я назвал себя так)… Доброволец «каучуковой армии», созданной в Белене, этому было… этому было… Это было в 1942 году.

Жандарм был намерен записать мое показание в государственном госпитале Порту-Велью… Уже несколько дней я лежал в кровати, под простыней. Я был пьяный от счастья и никак не верил, что мне наконец-то удалось выбраться из леса…