Брайан Олдисс - Теплица

Собрат продолжал рассуждать со степенностью проповедника даже и тогда, когда несший его старик стонал, выбиваясь из последних сил, чтобы с помощью женщин вытащить его с груды камней на твердую землю. Голос Собрата Йе уверенно изливался на слушателей, бархатистый и плотный, как сама ночь:

— Для благополучного развития яиц паукам необходимо тепло; во всяком случае больше тепла, чем имеется в этих краях. Поэтому, отложив свои яйца, паучиха прядет для них сумку, и летучая мышь покорно относит ее на Большой Склон или на один из множества прочих высоких пиков, что достают до солнца. Когда паучата вылупляются, с тем же покорством мышь приносит их назад. Но и мышь трудится не бескорыстно.

Взрослые пауки плетут две паутины: одну обычную, а другую — особую, она наполовину погружена в воду, и ее нижняя часть представляет собой ловчую сеть. Туда попадает рыба или мелкие живые организмы, и паук вытаскивает их из воды, чтобы накормить голодных мышей. Здесь постоянно происходят подобные странности, о которых вам, живущим на суше, не может быть ничего ведомо.

Теперь они брели вверх по осыпи, полого выходящей на равнину. Взбираясь на склон и словно бы одолевая гору, они мало-помалу обретали представление об окружающей местности. Из сплетения теней то и дело выступали багровые зубцы — там, где поднимался очередной достаточно высокий холм, омытый закатным солнцем. Теснящиеся вверху облака отбрасывали вниз свечение, которое меняло силу с каждой минутой. Заметные издалека ориентиры то появлялись, то исчезали, словно за внезапно задернутым занавесом. Постепенно облака укрыли самое солнце, и идти в сгустившейся тьме пришлось с удвоенной осторожностью.

Довольно далеко слева от них возник мерцающий огонек. Если это был тот же факел, что они видели у лощины, тогда вострошерсты явно не отстали, следуя за ними по пятам. Этот свет напомнил Грену о заданном ранее вопросе.

— Так как же одной из твоих женщин удается растворяться в воздухе? — спросил он.

— До Щедрой Бухты путь еще неблизок, — отметил Собрат Йе. — Таким образом, меня, возможно, развлекло бы сполна ответить на твой вопрос, благо я нахожу тебя чуточку более интересным, нежели большинство прочих особей, принадлежащих к твоему народу.

Итак, история земель, по которым мы путешествуем ныне, никогда не будет собрана воедино, ибо жившие здесь существа исчезли, не оставив о себе иной памяти, кроме никому не нужных костей. И все же живы некоторые легенды. Моя раса, ловцы-несуны, — великие путешественники; на протяжении множества поколений мы бывали повсюду, собирая эти старые предания.

Так нам стало известно, что Земли Вечного Заката, вопреки их очевидной пустынности, служили прибежищем множеству созданий. И все эти существа следовали одним и тем же путем.

Они всегда приходили из ярко-зеленых земель, над которыми пылает солнце. Всегда направлялись либо в небытие, либо в земли Вечной Ночи, и очень часто это означало для них одно и то же.

Каждая волна этих существ была способна продержаться здесь лишь несколько поколений. Всякий раз появлялись другие, загонявшие прежних обитателей все дальше во тьму, прочь от солнца.

Когда-то здесь процветала раса, известная нам как Люди Стаи, потому что охотились они стаями… совсем так, как это делают вострошерсты, когда их припирает нужда, только с гораздо лучшей организацией. Подобно тем же вострошерстам, Люди Стаи имели острые зубы и производили живое потомство, но передвигались они на четырех ногах.

Да, Люди Стаи были млекопитающими, но все же они не были людьми. Подобные различия для меня малозначимы, ибо Точное Определение не входит в число моих привычных занятий. Так или иначе, мне кажется, ваше племя некогда знало Людей Стаи под именем «волки».

Вслед за Людьми Стаи сюда явилась стойкая к холоду раса, близкая к людям, и они привели с собой четырехногих животных, снабжавших их пищей и одеждой, с которыми эти люди совокуплялись.

— Разве это возможно? — переспросил Грен.

— Я лишь повторяю тебе старые легенды. Что возможно, а что нет — не моя забота. В общем, эти люди назывались Овцеводами. Они изгнали Стаю и в свою очередь были сметены волной Ревунов — видом, по легенде произошедшим от брачного союза Овцеводов с их животными. Некоторые Ревуны все еще живут где-то, но подавляющее их большинство было перебито в ходе очередного нашествия, когда здесь появились первые Силачи. То были кочевники… я сам однажды наткнулся на нескольких из них, но они оказались жестокими и непроходимо глупыми варварами. Вслед за ними пришла еще одна, побочная ветвь человечества — Пахари, раса, имевшая небольшой дар к выращиванию урожая, но никаких других способностей.

Пахарей вскоре прогнали вострошерсты… или Бамбуины, если называть их правильно.

Вострошерсты живут в этом краю, то обретая силу, то теряя ее, вот уже много веков. Действительно, как гласят мифы, им удалось перенять умение готовить пищу у Пахарей, умение изготавливать примитивный транспорт — у Силачей, умение разжигать огонь — у Людей Стаи, дар речи — у Овцеводов и так далее. Насколько легенда правдива — не мне судить. Остается лишь непреложный факт — вострошерсты действительно заполонили эти холмы.

Они капризны и своенравны; верить им нельзя. Порой они подчиняются мне, а порой не желают. К счастью, они опасаются мощи моего народа.

Честно говоря, я бы не удивился, если вы, народ, обитающий на деревьях… Бутербродники, так вас, кажется, называли те толстяки?.. если вы станете провозвестниками нового нашествия, новой волны захватчиков. Впрочем, даже если и так, откуда вам об этом знать…

Большая часть этого монолога пропала втуне; Грену и Яттмур приходилось смотреть себе под ноги, продвигаясь по каменистой равнине.

— И кто же эти люди, что прислуживают тебе, точно рабы? — спросил Грен, указав на старика-носильщика и женщин с татуировками.

— Я полагал, что ты догадаешься сам… Они — потомки Пахарей, которые вымерли бы все без остатка, если б не наша защита.

Видишь ли, Пахари регрессируют. Наверное, я как-нибудь в другой раз постараюсь объяснить, что это значит. Они регрессировали больше, чем кто-либо другой. Они вообще превратятся в ожившие овощи, если только стерильность не погубит их расу прежде. Искусство речи они утратили давным-давно. Хоть я и говорю «утратили», на самом же деле это стало их достижением, ибо выжить они могли, только уничтожив все, что стояло между ними и растительным уровнем.

Подобные изменения неудивительны в нынешних условиях, но вместе с ними протекала и более необычная трансформация. Пахари потеряли представление о времени; в конце концов, ничто уже не напоминает нам о времени суток или года… так что охваченные упадком Пахари совсем позабыли, что такое время. Для них оно представляется единицей, за которую они берут продолжительность своей жизни. Это был — и до сих пор остается — единственный временной отрезок, который они способны различать: «период бытия».