Брайан Олдисс - Теплица

Опустившись на одно колено рядом с ним, Грен с ужасом уставился на лицо скрюченного калеки. Разглядеть ему удалось лишь искаженный гримасой рот да горящий уголек глаза.

— Могу ли я довериться племени ловцов-несунов, друг? — спросил он.

Рот медленно приоткрылся, будто бы в утомительно долгой агонии. Слова выходили из него с трудом, словно были материальны.

Грен услыхал:

— Нехорошо… я уже не хорош… упасть, сломаться, умереть… видишь, все кончено… еще один подъем… греховодник Йе — ты понесешь Йе… у тебя сильная спина… несешь Йе… он знает… я уже не гожусь…

Что-то капнуло на руку Грена, когда он отшатнулся от носильщика; была ли то капля слюны или, быть может, слеза, — он не мог сказать.

— Спасибо, друг, мы еще поглядим, кто кого понесет, — сказал Грен. Отойдя туда, где Яттмур подмывала Ларена, он прошептал ей: — Я костьми чуял, что этой разговорчивой рыбе не стоило доверять. Он задумал использовать меня как вьючное животное, когда этот человек погибнет… Так говорит носильщик, а обычаи ловцов-несунов уже должны быть ему известны.

Прежде чем Яттмур смогла ответить, Собрат Йе заревел со своего насеста.

— Что-то приближается! — заявил он. — Женщины, немедленно помогите мне сесть верхом. Яттмур, затопчи костер. Грен, подойди и взгляни сам — что ты увидишь отсюда?

Вскарабкавшись на насыпь, Грен уставился во тьму, пока женщины вновь водворяли Собрата Йе на спину носильщику. Даже их тяжелое дыхание не скрыло от Грена звуков, которые, должно быть, слышал и сам Собрат: далекое, настойчивое завывание, то набиравшее, то терявшее силу — в ровном ритме, исполненном злобы и тоски. При этих звуках кровь отхлынула от его лица.

Грен легко различил группу примерно из десятка огней, расползшихся по равнине не особенно далеко от них, но зловещие звуки шли с другой стороны. Затем его глаза заметили какое-то движение; Грен таращился во мрак, пытаясь получше разглядеть фигуры бегущих, и сердце его бешено колотилось в груди.

— Я их вижу, — доложил он Собрату Йе. — Они… они светятся в темноте.

— Стало быть, это Ревуны… те люди-животные, о которых я говорил. Они приближаются к нам?

— Похоже на то. Что будем делать?

— Спускайся к Яттмур и помолчите оба! Ревуны подобны вострошерстам; если их разозлить, они способны натворить бед. Я пошлю женщину — пусть переместится и поглядит, что должно произойти.

Дважды состоялась пантомима, сопровождаемая хрипом и жестикуляцией — и перед исчезновением женщины, и после ее появления. Все это время зловещий вой Ревунов набирал силу.

— Женщина переместилась и увидела, как мы взбираемся на склоны там, впереди; так что, очевидно, мы не пострадаем от Ревунов. Просто подождем, пока они пробегут мимо, потом пойдем дальше. Яттмур, позаботься, чтобы этот твой младенец вел себя потише.

Немного успокоенные словами Собрата, они встали под насыпью и приготовились ждать.

Наконец тесно сбившиеся вместе Ревуны промчались мимо на расстоянии броска камнем. Их используемый для устрашения тявкающий вой звучал то выше, то ниже. Разглядеть, бегут ли они, несутся скачками или прыгают, подобно зайцам, было решительно невозможно. Они стелились по земле — очень быстро и без всяких видимых усилий, словно видения больного рассудка.

И даже испуская глухое белое свечение, их тела не позволяли разглядеть себя в подробностях. Были ли их силуэты насмешкой над человеческими формами? Впрочем, можно было заметить, что они очень высоки и худы, точно изможденные призраки, — прежде чем они оставили замерших на месте наблюдателей позади, легкими прыжками скрывшись за неровностями равнины и волоча за собою свой жуткий крик.

Грен вдруг осознал, что обнимает Яттмур и Дарена, дрожа всем телом.

— Что это было? — спросила Яттмур.

— Я уже говорил, женщина, это Ревуны, — ответил ей Собрат Йе, — раса, о которой я упоминал прежде, загнанная далеко в пределы Вечной Ночи. Верно, это стадо совершило охотничью вылазку и теперь возвращается домой. Чем скорее мы одолеем ту гору, тем сильнее будет моя радость.

И они двинулись дальше, но теперь Грен и Яттмур шли, не испытывая прежней легкости помыслов.

Обретший привычку оглядываться, Грен первым заметил, что огоньки, горевшие слева и принятые ими ранее за факелы вострошерстов, понемногу приближаются. Сквозь ночную тишь к нему порою долетал их лай — подобно ветке, упавшей в воду и несомой плавным речным потоком.

— Вострошерсты догоняют, — предупредил он Собрата Йе. — Они следуют за нами по пятам почти всю дорогу и, если мы не поторопимся, настигнут нас на этом склоне.

— Такая целеустремленность не похожа на них. Обычно они забывают о цели своих действий, едва успев определить ее. Должно быть, их влечет к себе что-то впереди… пища, скорее всего. Тем не менее в темноте они чувствуют себя вполне уверенно; нельзя допустить, чтобы они напали на нас. Шевелитесь. Поживей, мой пахарь-иноходец, хоп-хо!

Но факелы горели все ближе. По мере трудного восхождения по долгому, такому долгому склону свет облаков над ними усилился настолько, что в конце концов они различили смазанные очертания тел факельщиков. Их преследовала внушительная толпа порождений ночи — пусть пока еще на значительном расстоянии.

Заботы их все умножались. Яттмур заметила еще одну группу преследователей, настигавших их справа. Взлаивания и улюлюканье эхом метались по голым камням; вне сомнения, целая армия вострошерстов отчаянно пыталась нагнать путников.

Согнувшись и хватаясь за выступы крутой скалы, маленькая компания почти бежала вверх по склону, подгоняемая тревогой.

— Достигнув вершины, мы будем спасены. Хоп-хо! — ободряюще кричал Собрат Йе. — Очень скоро пред нами предстанет гладь Щедрой Бухты. Эге-гей там, ленивая, уродливая скотина!

Не промолвив ни слова, не издав ни стона, несший его калека вдруг рухнул под ним, выбросив Собрата в ближайшую рытвину. Несколько медленно истекших мгновений Собрат Йе лежал там, оглушенный, гладким брюхом кверху; затем одним ударом мощного хвоста перевернулся на камнях и тут же принялся что было мочи костерить своего «скакуна».

Что до татуированных женщин, то они остановились и та, что несла на голове сморчка, поставила тыкву на землю, но ни одна не подошла помочь упавшему носильщику. Это сделал Грен, подбежавший к нему — вороху жалких костей, — и перевернувший его как можно бережнее. Тот не издал ни звука; уголек глаза погас.

Перебив Собрата Йе, Грен гневно закричал на рыбоподобного наездника:

— На что ты теперь жалуешься? Разве этот несчастный калека не таскал тебя, пока последний глоток воздуха не оставил его тело? Ты выжал из него все силы до последней капли, так что молчи теперь и будь этим доволен! Он погиб и отныне свободен, никогда больше не ляжешь ты на его согнутую спину!