Джеймс Баллард - Водный мир

Керанс прекрасно помнил нескончаемую процессию зеленых сумерек, что опускались позади них, пока они с Риггсом медленно двигались по Европе на север, оставляя один город за другим, когда миазматическая растительность заболачивала узкие каналы, теснясь от крыши до крыши.

Теперь они собирались оставить еще один город. Несмотря на мощную конструкцию главных коммерческих зданий, от него теперь осталось немногим больше, чем три основные лагуны, окруженные цепью небольших озерец метров по пятьдесят в диаметре, а также сетью узких проток и бухточек, которые в конечном итоге, приблизительно следуя первоначальному плану города, терялись во внешних джунглях. Тут и там они либо вовсе исчезали, либо расширялись в обильно испускающие пар полосы открытой воды — остатки прежних океанов. Эти полосы в свою очередь сменялись архипелагами, что срастались, образуя плотные джунгли южного горного массива.

Военная база, установленная Риггсом и его отрядом и дававшая пристанище биологической экспериментальной станции, располагалась в самой южной из трех лагун под прикрытием целого ряда самых высоких сооружений города — тридцатиэтажных зданий, в которых некогда размещался финансовый сектор деловой части.

Пока они пересекали лагуну, на ее ближней к солнцу стороне, почти скрытый отраженным светом, виднелся выкрашенный в желтую полоску цилиндр плавучей базы; вращающиеся лопасти вертолета на крыше цилиндра вонзали в воду сверкающие копья. В двухстах метрах дальше по берегу располагался меньший по размеру и выкрашенный в белое корпус биологической экспериментальной станции, пришвартованной к широкому горбатому зданию, что прежде служило концертным залом.

Керанс глазел на прямоугольные утесы, где сохранилось достаточно целых окон, чтобы напомнить ему репродукции озаренных солнцем променадов в Ницце, Рио и Майами, которые он еще ребенком разглядывал в энциклопедиях в Кемп-Берде. Курьезно, однако, что, несмотря на сильнейшую магию мира лагун и затонувших городов, Керанс никогда не испытывал никакого интереса к его содержимому, никогда не трудился выяснять, в каком именно городе они расположились.

А вот доктор Бодкин, на двадцать пять лет его старше, еще успел в нескольких из них пожить — как в Европе, так и в Америке — и проводил большую часть свободного времени, плавая на плоскодонке по более отдаленным водным путям, выискивая бывшие музеи и библиотеки. Пусть даже там и не содержалось ничего, кроме его воспоминаний.

Пожалуй, именно отсутствие личных воспоминаний делало Керанса столь безразличным к эффектному зрелищу утопающих цивилизаций. Он и родился, и вырос в пределах того, что прежде было Северным полярным кругом — где ныне располагалась субтропическая зона со среднегодовой температурой в тридцать градусов, — и перебрался на юг, только присоединившись к одной из экологических групп уже на четвертом своем десятке. Обширные болота и джунгли представляли собой сказочную лабораторию, а затопленные города — не более чем удобные пьедесталы.

Не считая немногих стариков вроде Бодкина, никто уже не помнил жизни в городах. Да и во времена детства Бодкина города уже были осажденными цитаделями, окруженными колоссальными дамбами и раздробленными паникой и отчаянием — Венециями, не желающими своего бракосочетания с морем. Их красота и очарование заключались именно в их пустоте — в странном соединении двух природных крайностей, как у отвергнутой короны, заросшей дикими орхидеями.

Последовательность глобальных геофизических сдвигов, что преобразила климат Земли, первое свое воздействие оказала лет за шестьдесят-семьдесят до текущих событий. Длившаяся несколько лет серия продолжительных и неистовых солнечных бурь, вызванная внезапной нестабильностью на Солнце, увеличила пояса ван Аллена и ослабила гравитационное удерживание Землей внешних слоев ионосферы. Когда эти слои исчезли в космосе, обескровливая земной барьер против более полного воздействия солнечного излучения, температура начала неуклонно расти, а нагретая атмосфера уходила в ионосферу, где завершался цикл.

По всему миру средние температуры каждый год поднимались на градус-другой. Большинство тропических зон стремительно становились необитаемыми, а все их население мигрировало на север или юг, спасаясь от температур в пятьдесят пять-шестьдесят градусов. Умеренные ранее пояса стали тропическими, Европа и Северная Америка изнемогали под постоянным натиском тепловых волн, теперь температура здесь редко опускалась ниже сорока градусов. Под руководством ООН началась колонизация антарктического плато, а также северных рубежей канадского и русского континентов.

В течение этого первоначального периода происходило постепенное приспособление жизни к требованиям изменившегося климата. Снижение достигнутого ранее ритма было неизбежно, и находилось очень мало свободной энергии для отпора наступающим джунглям экваториального региона. Более высокие уровни радиоактивности не только ускорили рост всех растительных форм, но и увеличили темпы мутаций. Появились первые аномальные ботанические формы, напоминавшие гигантские древовидные папоротники каменноугольного периода, произошел также радикальный подъем всех низших растительных и животных форм.

На появление этих далеких предков наложился второй глобальный геофизический сдвиг. Продолжавшая нагреваться атмосфера начала растоплять шапки полярного льда. Вечные ледяные моря антарктического плато потрескались и растаяли, десятки тысяч ледников Северного полярного круга, из Гренландии и Северной Европы, России и Северной Америки хлынули в море, миллионы гектаров вечной мерзлоты превратились в гигантские реки.

Но даже в таком случае подъем глобального уровня воды составил бы не более пары-другой метров, однако мощные извергающиеся каналы несли с собой миллиарды тонн верхнего слоя почвы. В устьях каналов сформировались массивные дельты, которые расширяли береговые линии материков и запруживали океаны. Их успешное распространение сжало территорию океанов от двух третей поверхности земного шара до половины с небольшим.

Неся перед собой подводный ил, новые моря полностью изменили контуры материков. Средиземноморье сжалось в систему внутренних озер, Британские острова снова слились с Северной Францией. Средний запад Соединенных Штатов, наполнявшийся Миссисипи по мере того, как она опустошала Скалистые горы, сделался колоссальной бухтой с выходом в Гудзонов залив, тогда как Карибское море преобразилось в пустыню ильных и соляных равнин. Европа превратилась в систему гигантских лагун, где центрами послужили основные низколежащие города, затянутые илом, который несли на юг все расширяющиеся реки.