Сергей Герасимов - Единоборец

Наша машина попадает на входную платформу и останавливается. Ее колеса плотно фиксированы. Платформа начинает медленно скользить от центра вращения к периметру шара, при этом скорость увеличивается, и нас заметно прижимает к креслам. Полуторная перегрузка. Внутренность шара выглядит довольно странно, но просто потому, что глаза привыкли к плоскостным перспективам. Несколько машин кажутся висящими прямо на потолке, в трехстах метрах над нами. Они въехали в станцию почти одновременно с нами, но оказались на противоположной стороне шара. Темно-зеленый голландский «Дафик» и гоночная модификация «Москвича». Москвич ярко-голубой с блестящими красными наклейками, выглядит как попугай. Наша платформа плавно подъезжает к периметру, и мы попадаем в короткий тоннель. Вот и все: мы на дороге. Движущаяся полоса километровой ширины висит в нескольких метрах над землей. Здесь сто двадцать полос движения. Совершенно незаметно, что дорога движется со скоростью, немыслимой для наземного транспорта еще каких-нибудь сто лет назад: воздух над нами тоже движется, причем так, что не ощущается никакого ветра. А на центральных, самых скоростных полосах, созданы дополнительные потоки попутного ветра. Изогнутые борта дороги не позволяют видеть окружающий пейзаж; зато редкие облака, подсвеченные лунным сиянием, улетают назад так быстро, как будто их втягивает гигантский космический пылесос. Такси выезжает на одну из боковых полос, на тринадцатую, и набирает скорость.

Две машины сразу же пристраиваются сзади. Это все те же «Даф» и «Москвич». Я съезжаю на двенадцатую полосу, и они повторяют маневр. К сожалению, эти машины гораздо быстроходнее нас.

– Что ты делаешь? – спрашивает Клара.

– Посмотри в зеркальце.

– Ты думаешь, что они за нами?

– А за кем же еще?

– Ты хочешь оторваться?

– Не хочу.

Я притормаживаю, и преследователи замедляются тоже. Еще минуту они ползут, как улитки, позади нас, затем разгоняются, обходят нас и исчезают впереди, в желтом мареве ближайшего медленного поворота. Когда мы въезжаем на поворот, их уже нет. Здесь полоса дороги сильно наклонена, для того, чтобы скомпенсировать центробежную силу; я вижу ярко освещенный пейзаж у дороги: небольшой разноцветный городок, который кажется скорее декоративным, чем настоящим. Я даже слышу музыку. Городок живет своей яркой ночной жизнью, отделенный от дороги полосой песчаных дюн. Песчаные дюны всегда вырастают по бокам скоростных трасс – их наносит ветер, постоянно дующий вдоль полотна дороги.

– Почему они уехали? – спрашивает Клара.

– Они будут ждать нас впереди. Мы ведь не можем свернуть с дороги. Мы выходим на конечной, под Симферополем. Там нас и встретят.

– А если мы выйдем раньше?

– Я думаю, что нас будут ждать и там. Не имеет смысла выходить раньше. Это добавляет нам лишние четыреста километров пути. Мы выйдем на конечной.

За ночь преследователи появляются еще дважды, каждый раз это новые машины, но ведут себя они одинаково. До конечной мы добираемся довольно спокойно, выезжаем на станцию пересадки, а оттуда – на обычное шоссе, ведущее в сторону моря. Пока нас не трогают, видимо, выжидают удобный момент. Вскоре появляются первые горы, невысокие, но величественные на фоне неба, которое едва-едва начинает светлеть. Шоссе практически пусто; когда я вижу пикет дорожной полиции, перекрывший путь, то понимаю, что эти люди ждут именно нас. Точнее говоря, эти люди не знают, что именно они ждут. Что бы им ни сказали, это будет неправдой. В этой партии люди даже не пешки – они пешки в игре пешек. Все мало-мальски важное решают машины.

Мы останавливаемся. Слева и справа от нас поднимаются каменные стены, не очень близкие, не очень высокие и не очень крутые. Но все равно это место напоминает ловушку. Нас могут расстреливать сразу со всех сторон. Мы выходим из машины. Я приказываю Кларе держаться поближе, и она практически прижимается ко мне. Ближе просто невозможно. Полицай светит фонариком в глаза. Мои глаза мгновенно реагируют, перестраиваясь на другой диапазон. Я вижу, что полицай улыбается. Он держит собаку на поводке. Похоже, что это не робот, а обыкновенный биологический зверь, довольно крупный. Собака смотрит на меня и рычит. Говорят, что животные иногда могут чувствовать мысли. Если так, то она знает, что я убью ее первой.

– Прошу предъявить документы, – говорит полицай, продолжая улыбаться. – Мой компьютер не смог считать данные ваших чипов. Какой кодировкой вы пользуетесь? Вы имеете на это разрешение?

– У нас нет чипов, – отвечаю я.

– Такого не бывает.

– Подойди и проверь.

Он колеблется. Кажется, он почувствовал неладное. Делает шаг вперед и останавливается. Я стреляю в собаку и бросаюсь к нему. Он пытается выхватить парализатор, но, конечно, не успевает. Я вырубаю его довольно аккуратно, не делая лишних повреждений. Но – лес рубят, щепки летят. Сотрясение мозга и потеря нескольких зубов ему обеспечена. По головке меня за это не погладят.

– Быстро в машину! – говорю я, и Клара ныряет на заднее сиденье. Бесчувственное тело полицая я бросаю на переднее. На всякий случай выворачиваю ему руки за спину и защелкиваю наручники на запястьях. Отдаю приказ, но машина не движется. Эти консервные банки управляются со спутника. Значит, кто-то там, сверху, уже отдал соответствующий приказ. Спутник нас не поведет. Ну что же, этого я и ожидал.

– Сиди здесь и не высовывайся.

Можно было бы и не говорить. Высовываться она не собирается.

Я прохожу вперед несколько метров по пустому шоссе и останавливаюсь. Пока вокруг тихо. Но только пока. Сейчас начнется. Я повторяю вслух буквы и цифры кода, который дала мне Фемида. В принципе, это не обязательно делать. Нужно просто сказать: «код!» с нужной интонацией, а затем произнести буквы и цифры про себя. Но, кто знает? Иногда эта ненадежная система не срабатывает с первой попытки. Это как компьютеры прошлого столетия, которые приходилось по три раза перезагружать, прежде чем они заработают после очередного сбоя. Новая и неотработанная технология, ничего здесь не поделаешь.

Защитное поле начинает разворачиваться сразу же. Оно прикрывает меня только спереди, и довольно слабо прикрывает по бокам. Я вижу его в виде зеленоватого течения двух гиперболических поверхностей, которые соединяются прямо впереди меня. Гиперболоид – это военная модификация поля, предназначенная не столько для защиты, сколько для нападения: впереди, там, где плоскости сближаются, напряженность поля достаточно велика, чтобы сжечь или хотя бы вывести из строя любой электронный организм небольших размеров. Кроме гиперболического бывает и обыкновенное шаровое, которое используется как надежное заграждение или укрытие. С шаровым полем мне пришлось столкнуться несколько дней назад, когда нам не позволяли войти в станцию подземки. Гиперболическое защитное поле – это вещь серьезная, это именно то оружие, которого мне до сих пор недоставало. Фемида дала мне его для того, чтобы я смог дойти. Я не уверен, что этого достаточно, но ничего другого у меня нет.